Стадный инстинкт
Было бы неточным утверждать, что человеческое стадо настроено против индивидуальности как таковой. Человек с сильным стадным инстинктом вообще не способен воспринимать индивидуальность даже как абстрактное понятие. Для него нет личностей, а есть особи, характеризуемые только полом, принадлежностью к определенному стаду и рангом в стадной иерархии.
Это хорошо иллюстрируют так называемые "секс-символы" — высокоранговые особи, чьи изображения людская масс-культура тиражирует в качестве образца для подражания. Вы вряд ли найдете информацию — что собой представляет как личность очередная поп-певица или актриса, чьи фотографии заполонили страницы журналов: каковы ее взгляды на жизнь и мировоззрение, чем она интересуется, какие она читает книги (если вообще читает) — стаду это неинтересно.
Стадо интересует другое: какой у нее размер груди, талии и бедер, а также с какими секс-символами мужского пола она крутит романы — т.е. каков ее ранг как самки в стадной иерархии. Такое же происхождение имеют и конкурсы красоты, и вообще все, что построено на оценке человеческой личности только по одному параметру: этим параметром всегда оказывается стадный ранг или какое-то из его вторичных проявлений.
По той же причине стадный человек не испытывает любви как влечения к личности партнера/-ши, а только проявляет инстинктивную реакцию на самца/самку с высоким рангом. Причем для него нет существенной разницы между различными партнерами одинакового ранга (возраст тоже сказывается не непосредственно, а через влияние на стадный ранг).
Стадо — это коллектив особей, имеющих сходные черты во внешности и инстинктивно следующих одинаковым стандартам поведения. Тот, кто следует другим стандартам поведения: по-другому одевается, слушает другую музыку — воспринимается стадным человеком как представитель другого стада. А в природе другое стадо — это всегда конкуренты за пищу и территорию, а при удобном случае — и за самок.
"Войны" между металлистами и рэперами, между болельщиками разных футбольных команд, между группировками гопников из разных районов имеют чисто стадноинстинктивную природу. "С кем ты?" — вот вопрос, который задают каждому встречному их участники. То, что ты можешь быть сам по себе, не принадлежать ни к одному из противостоящих стад, в голове у типичного стадного человека не укладывается. Другой — значит: из другого стада.
Стадный человек оценивает силу групп людей исключительно по их численности. Поэтому, когда небольшая группа талантливых личностей (которая видится ему "слишком слабым стадом") приобретает непропорциональное ее численности влияние в обществе — стадному человек сразу видятся какие-то тайные козни и заговоры, связи этой группы с более многочисленными и враждебными по отношению к его стаду общностями людей — отсюда идут все легенды о еврейском и масонском заговоре.
Это усугубляется еще и тем, что нестадные личности обычно не выглядят высокоранговыми; т.е. с точки зрения стада они занимают не соответствующее их рангу место в обществе, что немыслимо без помощи каких-то могущественных сил извне.
Низкоранговые люди, недовольные своим положением в человеческом стаде, обычно стремятся выстроить новое стадо по своему образцу, т.е. собрать вокруг себя группу еще более низкоранговых людей, во всем подчиняющихся авторитету основателя и придерживающихся таких же взглядов и вкусов, как он.
Это мы видим на примере большинства лидеров тоталитарных движений: Христос, Мухаммед, Гитлер — все это низкоранговые люди, посвятившие свою жизнь завоеванию высокого ранга, используя толпу еще более низкоранговых человеческих особей. Очень характерно для таких движений навязывание вкусов лидера всем членам движения: так, вино в исламе запрещено потому, что у Мухаммеда из-за него однажды случились неприятности; нацисты объявили славян недочеловеками потому, что их ненавидил лично Гитлер (поначалу другие идеологи нацизма считали славян расой, родственной германцам).
Всякое стремление навязать свои стандарты поведения, вкусы, традиции другим суть проявление стадного инстинкта, равно как и стремление следовать принятым среди окружающих стандартам поведения. Стандарты поведения стада определяют высокоранговые особи, а низкоранговые им подчиняются, подсознательно опасаясь быть изгнанными из стада. Поэтому попытки навязать свои вкусы и взгляды на жизнь окружающим есть форма борьбы за высокий стадный ранг.
В споре и полемике стадный человек всегда видит в оппоненте существо более низкого ранга. "Как я здорово его опустил!" — думает он, высказав очередную порцию ругательств в адрес оппонента, а когда тот отвечает тем же, искренне недоумевает: "И это ничтожество еще пытается на меня наезжать!" Естественно, со стороны его оппонента ситуация видится прямо противоположным образом.
Стадный человек не представляет себе, что могут быть индивидуальные предпочтения и личные причины придерживаться определенных взглядов. Для него любые вкусы и точки зрения делятся на "правильные" (которых придерживается он и которые, по его мнению, разделяет большинство стада, все "нормальные люди") и "неправильные".
Спор он рассматривает как возможность проявить свой высокий ранг, повысить свою самооценку. (Особенно это заметно, когда сразу несколько низкоранговых спорщиков в характерном нудно-раздраженном тоне, не слушая друг друга, долго и бесуспешно пытаются найти суперубойный аргумент, который наконец-то "заткнет" оппонентов.)
В целом можно сделать вывод, что стадный человек одержим двумя подсознательными страхами: быть изгнанным из стада и оказаться в стаде последним.
Стереотипы – шаблоны, образцы, модели и паттерны поведения, обусловленные упрощенными мыслительными процессами. Человек не обдумывает, а использует уже имеющееся у него в сознании умозаключение о том или ином явлении. Это происходит автоматически, неосознанно, без возможности подробно разобраться в происходящем.
Если таких упрощенных маршрутов мыслей очень много, мировоззрение человека ограничивается, сужается и выступает как препятствие к саморазвитию и совершенствованию. Стереотипы наших далеких предков пришли к нам в виде лаконичных пословиц и поговорок, в которых заключается житейская мудрость. Такая мудрость в форме емких образных изречений на протяжении веков помогает человеку разобраться в жизни.
Стереотипы людей появляются и закрепляются и в современном обществе, чтобы облегчить жизнь, помочь сориентироваться в ней, найти верный путь, не допустить ошибок. Без стереотипов мышления познание мира личностью было бы затруднено. Человеку каждый раз приходилось бы своим умом доходить до понимания природы явлений, вся жизнь состояла бы из одного только познания.
В то же время стереотипы помогают разобраться в многообразии жизненных проявлений, способствуют успешной адаптации человека в обществе. Позитивная роль стереотипа как адаптивного явления, может смещаться в сторону негативного или ограничивающего восприятие жизни. Где же грань между шаблоном восприятия помогающим жить и ущемляющим мышление стереотипом? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно разобраться во всем многообразии стереотипов общества.
Формирование стереотипов происходит уже с момента рождения человека. Для младенцев подбирают цвета одежды «советующие» их полу, мальчики одеты в голубое, девочки – в розовое. Множество сложившихся стереотипов мышления можно классифицировать по вызывающему их мыслительному процессу:
Обобщение.
В своем нормальном проявлении это полезная логическая операция, в чрезмерном – «клеймо», которые накладывается на разные по своей сути явления. Обобщение предполагает извлечение выводов из нескольких похожих ситуаций, чрезмерное обобщение делает выводы исходя из единственного происшествия.
Такое обобщение делает мышление ригидным, негибким, ограниченным. Слишком частое формирование стереотипов, вызванных обобщением личных качеств и черт характера, может привести к неуверенности в себе, заниженной самооценке и вытекающим из этого последствиям.
Пример. Если человеку один раз не удалось выиграть на конкурсе талантов, у него формируется мнение о себе как о бездарности.
Категоризация.
Категоризация по видам и типам призвана структурировать некое множество, разделить его на группы. Чрезмерная категоризация приводит к игнорированию индивидуальности, особенностей, уникальности. Категоризация на человека вешается «ярлык», дает общую негативную оценку, без учета его опыта и личности. Существуют категории плохих, нечестных, злых, лживых, жадных людей и так далее.
Категоризация лишает возможности объективно восприятия, когда чужое субъективное мнение берется за истину.
Пример. Теща – всегда человек, недолюбливающий зятя.
«Черно-белое» мышление.
Многообразный, постоянно изменяющийся мир втискивается в понятия «хорошо – плохо», «истинно – ложно», «правильно – неправильно» и другие полярные категории. Если использовать в жизни только две оценки «хорошо» и «плохо» для характеристики явлений, жизнь становится чередой черных и белых полос и смешивается в одну сплошную серость.
Жизнь не является плохой или хорошей, такой ее делает полярное мышление, последствиями которого бывают пессимизм, максимализм, излишний перфекционизм, депрессии, отсутствие смыслов и ценностей.
Пример. Когда человек усвоил стереотипы общества о том, что развод – это негативный осуждаемый поступок, что разведенным людям тяжелее найти себе пару и позволить себе новые отношения, он может оставаться в браке, который тяготит и приносит одни только страдания, вместо того, чтобы искать новую любовь и становится счастливым.
Ошибки восприятия.
Человек ошибочно делает акцент на одних аспектах явления и игнорирует другие. Такая предвзятая избирательность приводит к тому, что человек не воспринимает альтернативу, возможность иного мнения и существование других граней явления, не умеет мыслить критически. Развивается эгоцентрическое мышление, эгоизм, догматизм, упрямство, консерватизм, фанатизм. Личное или иное авторитетное мнение определяется как абсолютная истина и идеал, не подлежащие опровержению.
Пример. Непоколебимая, слепая и безрассудная преданность идее какого-либо общественного движения.
Завышенные ожидания.
Коварные социальные стереотипы кроются в завышенных, необоснованных ожиданиях людей. Так рождаются утопии и недосягаемые идеалы. Ценность и значимость отдельных явлений превозносится и воспринимается как желанная цель.
Как следствие стресс, разочарование, обида, фрустрация и масса других негативных переживаний. Завышенные ожидания относительно другого человека приводят к ссорам, конфликтам и даже разрыву отношений.
Пример. Девушка ждет своего «принца на белом коне», который обязательно красив, богат и заранее в нее влюблен.
Рушим стереотипы мышления
Роль стереотипа может быть негативной по своему воздействию, ограничивая мышление настолько, что это препятствует нормальной жизнедеятельности личности. В таком случае возникает желание избавиться от стереотипов жизни, мешающих самой жизни.
Чтобы избавиться от шаблонов и клише мышления нужно учиться осознанности восприятия.
Необходимо отслеживать возникающие здесь и сейчас мысли и эмоции, фокусироваться на личном опыте переживания происходящего.
Способы избавиться от негативного влияния стереотипов мышления:
Сравнение. Сравнение предполагает анализ ситуации, сопоставление ее с другими, нахождение различий и противоречий. Не нужно спешить мыслить привычными категориями, когда можно подумать, поразмышлять над тем, что воспринимается в данный момент и сравнить его с тем, что уже известно.
Постановка реальных целей. Чтобы меньше подвергаться влиянию извне, нужно формировать личные позитивные стереотипы жизни. Они могут быть в форме реальных, достижимых жизненных целей и ценностей.
Открытость восприятия. Уметь воспринимать явление целиком, смотреть на него как будто впервые, заново открывать новые грани известного и внимательно изучать все то новое, что предоставляет окружающий мир.
Критическое мышление. Нужно уметь задаваться вопросами: «Действительно ли это правда?», «Не противоречит ли мысль здравому смыслу?», «Согласен ли я с тем, что привык думать, слышать, воспринимать как истину?» и другими подобными вопросами, вызывающими сомнения.
Расширение кругозора. Избавиться от стереотипов можно развиваясь, обучаясь новому, расширяя кругозор, выходя за привычные рамки зоны комфорта. Интерес к учебе и приобретению нового опыта способствует формированию собственных взглядов и мнений, отличных от общепринятых.
Эти приемы помогут избавиться от конкретного, мешающего жить стереотипа, так и от привычки мыслить шаблонно, предвзято и узко.
Логично предположить, что дальнейшая эволюция человека в сторону совершенствования разума приведет к постепенному исчезновению стадного инстинкта и чрезмерной зависимости индивида от стереотипного мышления.
Это неизбежно повлечет радикальные изменения всей формы существования цивилизации на Земле, поскольку структура современного человеческого общества в значительной степени определена инстинктом стадной иерархии у людей.
Читаю в топе новостей «Зюганов ответил писательнице, обвинившей Сталина в блокаде Ленинграда». Если вас это интересует, то у нас в России инженеров и изобретателей мало, а писателей у нас как говна. Ну, к примеру, кто слышал про эту «писательницу» Е. Чижову? Жену официального представителя «экстремистской организации Меджлиса крымскотатарского народа в Санкт-Петербурге»? Я первый раз слышу.
Между прочим, в России писателей, как говна, потому что каждое говно норовит запечатлеть в книжке то, какие были у говна мысли. Это понятно. Понятно также, почему к каждому дню Победы говно стремиться измазать о себя Сталина, – а как говно иначе прославится?
Но вот как объяснить, что не историкам, а этому говну, к каждому дню Победы делается реклама всеми СМИ? Включая рекламу, как видите, от «лидера КПРФ».
Но я, в общем-то, не о говне, а о «Бессмертном полку».
Что, впрочем, тоже…
Есть изначальные дурацкие положения, который издавна принимаются как истины, но принимаются они обществом за истины исключительно из-за громкости слов, которыми эти положения описываются. К таким «истинам» относится утверждение о том, что примеры героизма предков воспитывают патриотизм в нынешних людях.
А воспитывают ли?
Исторические примеры, в том числе и примеры героизма предков, нужны для понимания того, что делали исторические деятели и предки для получения своих побед и почему потерпели поражения. И понимание этого необходимо только для того, чтобы постараться использовать опыт предков сегодня. И только.
Патриотизм в своём высшем проявлении – это способность отдать не только труд, но и жизнь во благо Родины, а понятие «Родина» включает в себя весь народ. Высшее проявление патриотизма – это отдать жизнь за народ.
Балаболить, доказывая свой патриотизм величием своих предков, – это прославлять только себя, дескать, и ты велик, потому, что являешься их потомком. Ведь получается, что не важно, что, словами Т. Шевченко, ты «славных прадедов великих правнук поганый», поскольку тебя должны уважать только за то, что ты потомок этих прадедов. А ты вот даже портрет прадеда предъявить можешь! Во, какой ты патриот!
Ну и как такое прославление прадедов может вызвать стремление не то, что отдать жизнь за общество, а хотя бы минимально послужить ему?
Скажите, много толку было СССР от того, что в Советском Союзе прославлялись герои, которые в предшествовавших революциях и войнах отдали жизнь за Родину, за народ? Даже те организмы, который дали присягу защищать СССР и носили погоны, и те, кто жизнь обязался положить за коммунизм в горкомах и обкомах, в 1991 году предали и продали и СССР, и коммунизм немедленно! Не смотря на 70 лет прославления предков.
Помню, году в 1992 присутствовал в Павлодаре на конференции организации «Славия», на которой была и секретарь обкома КПСС Павлодарской области, обком КПСС тогда ещё действовал вполне легально. Но возглавляли остатки этой партийной организации КПСС уже не многочисленные ранее секретари павлодарских обкома, горкомов и райкомов, а учительница одной из павлодарских школ. Я спросил её о численности областной «боевой организации коммунистов», так вот, вся их областная организация уже была численностью в 183 человека – это то, что осталось от организации КПСС Павлодарской области в 18 тысяч доперестроечных голов, которые до 1991 года дружно блеяли о строительстве коммунизма. Вот вам и вся любовь к Родине «строителей коммунизма» от 70-летнего прославления героев Гражданской и Великой отечественной войн, вот вам и весь эффект от 70-летнего прославления подвижников коммунизма.
А уж «умные» беспартийные в СССР, так те все свою болтовню о любви к Родине ещё до 1991 году немедленно сменили на кусок суррогатной колбасы и сникерс на пальмовом масле. Какая там Родина, если это так вкусно!
Вот это и есть итоговый результат прославления предков, если вы патриотизм взялись воспитывать таким образом.
Да и вдумайтесь – ну как героизм дедов придаст патриотизма внуку? Наоборот, ушлый внук будет сидеть под бабьей юбкой и вопить про героизм предков, уверенный, что найдутся от его воплей дураки, которые жизнь отдадут за него, такого умного.
Патриотизм может вызвать прославление современных героев – тех, кто жизнь сегодня отдал за общество. Не тех, кто за деньги убивают сирийцев или избивают граждан России, и сами при этом (не без того) бывают убиты. А прославление тех, кто за права народа – за народ – в тюрьмах сидят.
Но прославляющие предков «патриоты» об этих как раз и молчат. Предков прославлять безопаснее.
Посему и некий «Бессмертный полк» не воспитание патриотизма, а с точки зрения воспитания – не более, чем развлечение для слабоумных.
Ну и после того, как власти запретили на шествиях этого «полка» нести красные знамёна, портреты Сталина и остальных вождей той эпохи, то это мероприятие даже «маршем памяти» не назовёшь.
Остановлюсь на этом.
Тут надо понять, что есть флаги, а есть знамёна, знамёна также имеют старые названия «прапоры» и «стяги». Флаги показывают принадлежность к данному государству, скажем, принадлежность торговых судов императорской России обозначалась «русским», бело-сине-красным флагом. Кроме того, предназначение флага – украшать. Так 7 мая 1883 года император Александра III, в указе «О флагах для украшения зданий в торжественных случаях» предписал, чтобы: «…когда признается возможным дозволить украшение зданий флагами, был употребляем исключительно русский флаг, состоящий из трех полос, верхней – белого, средней – синего и нижней – красного цветов». Обратите внимание, что монарх не просто обязал вывешивать «русский» флаг, но и объяснил, что это такое, поскольку в России ни у кого не было нужды обозначать себя русским, и в связи с этим никто и не знал, что оно такое – этот «русский флаг».
Но знамёна, которые, как и флаги, тоже являются куском материи на древке, имеют совершенно иное предназначение.
Сначала знамя предназначалось для обозначения центра своих войск в битве, и к знамени стягивались сражающиеся, отбившиеся от основного ядра дружины или банды, поэтому старое название у знамени – стяг. Возле знамени находился командующий войсками – князь или король, или иной вождь. Развевающееся знамя означало, что командующий продолжает вести бой. Например, устав Ордена Тамплиеров требовал от рыцаря не покидать поля боя даже в случае поражения, пока над полем боя развевалось знамя Ордена. И лишь после того, как оно упало, то есть, магистр Ордена или убит, или решил прекратить сражение,
«рыцарю можно искать спасения там, где Бог поможет».
Надо сказать, что Дмитрий Донской выводил на Куликово поле русские дружины под красным знаменем – тогда одного знамени хватало на всех ратников. Запорожские казаки, до своего предательства и перехода на сторону шведов, имеющих сине-жёлтый национальный флаг, тоже имели похожее по цвету знамя – малиновое.
Но шли века, и на поле боя уже сражались множество полков, и солдату, отбившемуся в рукопашной схватке, уже надо было стягиваться не просто «к своим», а к своему полку. В результате и знамёна для каждого полка начали иметь самые различные цвета и рисунки, такими они были и в российской императорской армии до самого конца Империи – и серые, и жёлтые, и коричневые, и таких оттенков, что редкий человек о таких оттенках цвета слышал, – полков было много.
Однако с совершенствованием оружия и переходом на рассыпной строй, знамёна совершенно потеряли это своё значение для боя, теперь командиров старались замаскировать, а не показывать противнику своим знаменем место его нахождения. И потерявшим практическое применение знамёнам начали придавать исключительно священный смысл, они стали чем-то вроде библии, – на знамёнах присягали и их тщательно оберегали. Они были как бы символом воинской верности. В уставе Петра Великого: «Кто к знамени присягал единожды, тот у оного до смерти стоять должен». Да ещё знамёна использовали на парадах, когда командиры не маскировали своё присутствие – демонстрировали зрителям, какой это полк.
И не смотря на потерю боевого значения, в царской армии до самой революции знамёна полков оставались самых разных цветов и без какой-либо связи с цветами «русского» флага. Такие же разные цвета полковых знамён были и у «белых» в Гражданской войне, поскольку «белые» ещё понимали боевой смысл знамени.
Русские революционеры-социалисты тоже, разумеется, понимали смысл знамён, но дело в том, что изначально у них не было много полков, – разнообразия знамён им не требовалось. Посему революционеры красное полотнище с самого начала считали не флагом, а боевым знаменем, – с начала века красное полотнище использовалось революционерами для обозначения своих баррикад и отрядов. Посему в Гражданской войне «красные» сразу же унифицировали цвет своих знамён – он стал у всех советских полков красным. А принадлежность данного знамени конкретным части или соединению объяснялась надписью на полотнище.
Таким образом, со временем флагом СССР стало красное полотнище с серпом, молотом и звездой, а боевые знамёна полков и дивизий Красной Армии выполнялись тоже красным полотнищем, сначала с названием части и самыми разными надписями, включая «Смерть немецким захватчикам!», но с 1942 года девиз был тоже унифицирован: «За нашу советскую Родину!».
Это присказка.
В Великой Отечественной войне предавшим Родину власовцам надо было изобрести собственное боевое знамя, как это делали «белые» в Гражданскую войну. Но они то ли поленились, то ли из подлых соображений примазаться к царской империи, сделали своим боевым знаменем флаг Российской Империи – нынешний флаг РФ.
Для особо непонятливых.
Если речь идёт о военных организациях, то они не имеют флагов в принципе – они флагом ничего не украшают и не обозначают. Кусок материи на древке (если это не белая тряпка) у военных имеет священный смысл и применяется для принятия присяги. Заметьте – на флаге присягу не принимают, и если её принимают вот на этом, скажем, полотнище, то это полотнище и есть знамя! Это стяг! Какое бы полотнище ни поднимали на древке над собою ВОЕННЫЕ – это и будет знаменем. Если, повторю, это не белая тряпка.
Так вот, предатели-власовцы принимали присягу на верность Гитлеру на бело-сине-красном полотнище. Царь им это не разрешал, но они это сделали. И этим сделали бело-сине-красное полотнище своим знаменем. Ещё раз – при царе бело-сине-красное полотнище никогда не было знаменем – не имело священного смысла. Священный смысл ему придали ПРЕДАТЕЛИ! Это теперь флаг Российской Империи и Российской Федерации, и, одновременно, знамя армии ПРЕДАТЕЛЕЙ России.
Вот теперь оцените шествие «Бессмертного полка», которое будет проведено и без портретов командующих Красной Армией в той войне, и без красных знамён. С ними это было бы «шествие памяти», а без них? Надо бы, чтобы и без бело-сине-красного флага, но ведь из-за неразумности собравшихся, это шествие будет усеяно флагами РФ – их вон уже сейчас раздают у метро бесплатно, – а эти флаги, повторю, являлись в той войне знаменем предателей-власовцев. Этими же флагами будет заполнена и вся округа.
Так, что это будет за шествие?? Марш памяти в честь кого – в честь предателей?
При сегодняшней дебилизации правящей «элиты», уже ничего не удивляет. Вот есть где-то Петросян со своими шутками, а тут тётка в прокурорском мундире в строю «Бессмертного пола» топает с портретом Николая II – какая разница? И от Петросяна, и от Поклонской, кому-то смешно, а кого-то тошнит, но, понятное дело, и в том, и в другом случае к патриотизму это не имеет никакого отношения.
Вот тут и с Украины сообщение, от которого хоть стой, хоть падай.
«Глава МИД Украины Павел Климкин на своей странице в Facebook предложил гражданам страны «адекватный ответ» на акцию «Бессмертный полк».
Его пост — реакция на инициативу телеканала «Интер», который призвал украинцев 9 мая принять участие в акции «Бессмертный полк» в Киеве.
После шествия Климкин предложил выйти на улицу с портретами украинцев, которые были «замучены во времена сталинских репрессий». Министр счел это правильным для создания «полноты картины в людском и историческом измерениях»».
Я недавно писал, что главными замученными «во времена сталинских репрессий» были немецкие нацисты во главе со своими фюрерами. На Украине этого не знают? Вон, коллегу Климкина, немецкого министра иностранных дел Иохима Риббентропа, сатрапы Сталина вообще повесили. Так, что «замученный полк» им. Климкина должен нести портреты фюрера и замученных эсэсовцев. Сами посудите – как истинные «замученные Сталиным» могут не уважать эти жертвы? Вот и будут шествовать в Москве дура с портретом Николая II и под власовским флагом, а в Киеве Климкин с портретом Риббентропа – под шведским флагом. Идиллия!
Смешно и противно! Нет, не от людей, сохранивших портреты родственников и выходящих на это шествие, а от организаторов «мероприятия». Будет не шествие, а прям-таки разгул современного государственного интеллекта.
Не хотел ничего писать по случаю 9 мая. Если честно, я просто потерялся в этом ежегодном «празднике глубокого патриотизма». Дискуссия, которая развернулась в соцсетях, если честно, напрягла своей безысходностью и так каждый год. Одни блин патриоты, и так каждый год, как День сурка, только страна почему-то в Жо…, вся разворована и распродана, но патриотизм растёт как на дрожжах. Память подвигу и тихую скорбь по погибшим заменили маскарадами с ряженными от мала до велика.
Гуляя днем со своей собакой во дворе, я услышал диалог ребят, которые шли из соседней школы в курсантской форме, и один из них зло сказал другому - «А с кем этот пойдёт? У него дед не воевал…». Видимо, речь шла об однокласснике, у которого по каким-то причинам нет героического деда или двух, с портретами которых он мог бы пройти с другими в Бессмертном полку.
Буквально за пару часов до этого, я слышал, как проходила торжественная линейка, звучали патриотическая музыка и песни тех лет. Чуть позже мимо моих окон прошли строем школьники младших классов дружно напевая с учителем – «Идёт солдат молоденький, по незнакомой улице..»
А что делать тем, у кого нет героического деда или нет его портрета в военной форме? А те, кто ковал победу в тылу на заводах и в полях? Не знаю, но такие россияне получаются, как люди второго сорта?
Около 40 лет назад, в преддверии майских праздников, вместе с ветеранами Николай Николаевичем и Николай Егорычем, я с ребятами по двору сажали клёны, которые и сейчас растут под нашими окнами. Помню, как мы им помогали, а они говорили — «Вот вы вырастите и деревья вырастут».
Они верили в светлое будущее своей страны, они мечтали, что уже наше поколение будет жить при коммунизме…а живём мы в глубокой псевдопатриотической Ж.
Помню, как ветераны, одетые в военную форму, сидели во дворе на лавочках, поздравляли друг друга, тихо плакали, вспоминая погибших фронтовых друзей и очень редко рассказывали нам о тех днях.
Только сам побывав несколько раз на войне, точнее прикоснувшись к этому аду, я понимаю, почему они не хотели об этом вспоминать и тем более рассказывать нам, детям…. О чём? О боли, холоде и голоде? О тысячах километров по грязи и потерянных в боях друзьях? День Победы был их праздник со слезами на глазах, а мы из этого устраиваем пропагандистский маскарад с вовлечением детишек, одевая их в военную форму, давая в руки игрушечные автоматы и показывая, что война — это праздник???
Когда мы шли с гуманитарной миссией на Донбасс, только несколько человек согласились туда пойти с нами, а остальные нашли тысячи отмазок не ехать. Водителей с машинами для перевозки гуманитарного груза мы смогли найти только из донецких. Местные просто испугались. Я их не осуждаю. Война — это не маскарад, там убивают и калечат.
Увы, Кремль пытается этими патриотическими маскарадами по всей стране, не имеющими ничего общего с отмечанием Дня Великой Победы и Скорби, замаскировать свои провалы по всем фронтам. На это денег из бюджета не жалеют. То, что смогли защитить и сохранить наши отцы и деды, за несколько десятилетий создать мощнейшую экономику – ЭТИ за несколько десятилетий разрушили, приватизировали, сырьё гонят на Запад, а себе и своим выкормышам набрали зарубежных гражданств, вывели из страны миллиарды долларов, закупили яхты, самолёты, замки и скупили самую дорогую в Европе недвижимость. Да разве о таком будущем своей страны думали наши отцы и деды, идя на смерть?
Наши власти и, в частности, Единая Россия бессовестно приватизировали 9 мая, как и акцию «Бессмертный полк», используя это как инструмент массовой предвыборной агитации и повышения своего дохлого рейтинга в политическое межсезонья. На экранах телевизоров широкоформатные лица исключительно членов Единой России, плетущихся к Вечному огню у Кремлёвской стены. Именно этот сюжет показали днём по телевизору. Кисель-ТВ по-другому не может, парень обязан отрабатывать свои кремлёвские печенюшки.
Вчера я ехал из Феодосии в аэропорт Симферополя. На подъезде к крымской столице стояли машины, обвешанные флагами, наклейками, пилотками, военной формой. Вот одно из фото, которое я успел сделать.
Немецкий Мерседес очень символичен в этой патриотической истории. А с чего ещё торговать атрибутами патриотизма, как не с немецкой машины, в том числе наклейками по 50 рублей? Немецкие машины очень хорошие, я только за, но как обидно, что те, кто победил, сейчас на правах папуасов, которым за природные богатства России продают современные игрушки.
Трагическая история в Шереметьево — это крайне неприятный «подарок» для наших властей в преддверии 9 мая, это логичный итог их побед в разворованной ими же России. Сейчас всё будут валить на пилотов, так проще, но будут отмазывать систему, которую они создали. Это и уничтожение отечественной авиационной отрасли, это и «эффективный» ( только для своих инвесторов) аэропорт Шереметьево, и компания Аэрофлот, и те эффективные чиновники, которые прямо или косвенно приложили ко всему эту руку..
За последние годы мы окончательно прохрали всё, что можно, но создали замечательную корпорацию для избранных и иже с ними под названием «Единая Россия», чьи добрые лица застревают в бюджетном корыте. Их дачи стоят не меньше миллиарда, а иначе ты хреновый едросс и грош тебе цена.
Тем временем в Крыму начали переписывать историю в угоду тем, кто воевал на стороне немцев и массово уничтожал крымчан.
Через год будет юбилейная дата, 75 лет. С какими победами мы придём к ней, чтобы не было стыдно перед нашими отцами и дедами? Они победили, а мы проиграли…
Что будет происходить, когда столкнутся в своих интересах мир старого понимания жизни, как она есть, и мир нового восприятия? Мир, основанный на необходимости власти людей над людьми и власти денег над властвующими, и мир, в котором важна не власть любого рода, а интерес к жизни? Этот чудный, новый мир, в котором люди могут жить вечно, в котором не существует материальных проблем и необходимости постоянного труда, мир, в котором всем всего хватает, а войны, болезни и преступность попросту непредставимы для его жителей?
Этот чудный, новый мир, для рождения которого на планете Земля уже всё есть, кроме одного, невесомого и такого отвлечённого, для человека старого типа, понятия сознания. Не просто сознания, а сознания нового, основанного на изучении самого себя, мира, чуждого вражде и зависти, жадности и страху. И в то же время - сознания не наивного, как у ребёнка, а мощного и зрелого...
Такие люди и такое сознание на планете уже есть, но их всё ещё мало для того, чтобы само по себе явление стало всеобщим. Но, в то же время, их уже достаточно, чтобы старый мир ощущал угрозу самому своему существованию, своим устоям, чтобы включался у "неандертальцев" и "бабуинов" примитивный, пещерный страх перед той волной прогресса, которая сегодня поднимает цивилизацию на новую ступень эволюции.
Никто не хочет исчезать в волнах истории, никто не хочет сдавать свои позиции и завоёванные в конкурентной борьбе между собой высоты. Им дорого даже то, что сегодня уже несовершенно и даже вредно для них же самих, что опасно не только для сильных мира сего, но и для всего мира... Поэтому они будут держаться за старый мир и его принципы до последнего.
А может быть, это столкновение уже началось, но нам не говорят об этом, и мы можем лишь наблюдать его проявления в незначительных, казалось бы, событиях? Временами очень на то похоже...
"Кольцо вокруг Солнца" было издано в 1952 г., задумано на пару лет раньше. Но уже тогда, в конце 40-х (70 лет назад!) Саймак и многие другие писатели-фантасты не просто предвидели, а всерьёз рассуждали и моделировали ситуации цивилизационного квантового скачка, вплотную к которому мы подошли сегодня. А ведь в то время не было даже понятия "электроника" в привычном нам сегодня смысле!
Разговор Виккерса и Кроффорда в этой главе очень показателен. Не столько в техническом плане, как в плане понимания людей старого типа сознания и сознания нового. Возможно, вы сможете увидеть и то, что автор пытался сказать между строк...
...Открыв дверь номера, Виккерс увидел, что волчок исчез. Он оставил его на стуле сверкающим от свежей краски, а теперь волчка не было. Он заглянул под кровать– волчка не было и там. Его не было ни в шкафу, ни в прихожей.
Он вернулся в комнату и уселся на край кровати.
После всех поисков и трудов волчок исчез. Кто мог его взять? Кому оказался нужен старый побитый волчок?
А зачем он понадобился ему самому?
Не смешно ли сидеть вот так на краю кровати в номере какого-то отеля и задавать себе все эти вопросы?
Ему вспомнилось, как в детстве волчок открыл ему путь в сказочную страну, и вот теперь он дал себя увлечь тем же мыслям. Сейчас при резком свете электрической лампочки все это казалось совершеннейшим безумием.
Позади открылась дверь. Он обернулся. В дверях стоял Крофорд.
Он показался Виккерсу еще массивнее, чем прежде. Крофорд застыл в дверном проеме, целиком заполнив его собой. Подрагивающие веки делали его фигуру особенно неподвижной.
– Добрый вечер, мистер Виккерс. Разрешите?
– Пожалуйста, – ответил Виккерс. – Я ждал вашего звонка. Никогда бы не подумал, что вы способны явиться собственной персоной.
Это было ложью, потому что он не ожидал и звонка.
Крофорд тяжелым шагом пересек комнату.
– Этот стул, похоже, выдержит меня? Вы не против, если я сяду?
– Это не мой стул, – сказал Виккерс. – Можете ломать его.
Стул не сломался. Он заскрипел и затрещал, но выдержал.
Крофорд расслабился и облегченно вздохнул.
– Я чувствую себя намного лучше, когда подо мной крепкий стул.
– Вы подключили подслушивающую аппаратуру к телефону Энн? – спросил Виккерс.
– Конечно. Иначе как бы я отыскал вас? Я знал, что рано или поздно вы ей позвоните.
– Я видел пролетевший самолет, – заметил Виккерс. – Знай, что вы там, я бы подъехал вас встретить. Нам надо уладить кое-какое дельце.
– Не сомневаюсь, – ответил Крофорд.
– Зачем вам понадобилось, чтобы меня линчевали?
– Мне вовсе этого не надо, – возразил Крофорд. – Наоборот, вы мне слишком нужны.
– Зачем же я вам нужен?
– Я решил, что вам это лучше знать.
– Но я ничего не знаю, – признался Виккерс. – Скажите, Крофорд, что происходит? Вы не сказали мне правды, когда я приходил к вам.
– Я сказал вам правду, но не сказал всего.
– Почему?
– Я не знал тогда, кто вы.
– А теперь знаете?
– Да, знаю, – ответил Крофорд. – Вы– один из них.
– Один из них?
– Один из тех, кто производит эти товары.
– Почему вы так думаете?
– На основании данных, полученных анализаторами. Так их называют психологи. Это специальные приборы. Не утверждаю, что разбираюсь в них.
– И анализаторы сообщили вам нечто особое обо мне?
– Да, – ответил Крофорд. – Именно так.
– Если я один из них, то почему вы пришли ко мне? – спросил Виккерс. – Ведь тогда вы ведете борьбу против меня.
– Не говорите «если», – сказал Крофорд. – Вы действительно один из них, но не считайте меня своим врагом.
– Почему? – возразил Виккерс. – Ведь если я, как вы говорите, один из них, то вы– враг.
– Вы не поняли меня, – произнес Крофорд. – Позвольте привести сравнение. Вернемся к временам, когда кроманьонец вторгся в места обитания неандертальца…
– К черту сравнения! – прервал его Виккерс. – Скажите, что у вас на уме?
– Мне не нравится настоящее положение дел, – сказал Крофорд. – Вернее, тот оборот, который они принимают.
– Вы забыли, что я практически ничего не знаю.
– Поэтому-то я и хотел начать со сравнения. Вы– кроманьонец. У вас есть и лук, и стрелы, и копье. А я– неандерталец. У меня только дубинка. У вас нож из обточенного камня, а у меня лишь зазубренный кусок кремния, найденный на берегу реки. На вас одежды из звериных шкур, а на мне лишь моя собственная шерсть.
– Хотел бы я знать…– начал Виккерс.
– Я и сам в этом не уверен, – перебил Крофорд, – я не силен в этих вещах. Может, я слишком много дал кроманьонцу и недооценил неандертальца. Но речь идет о другом.
– Я понимаю, о чем вы говорите, – сказал Виккерс. – Но куда это нас ведет?
– Неандерталец вступил в бой, – продолжал Крофорд, – что с ним произошло?
– Он исчез.
– Может, их уничтожили не копья и стрелы. Может, они попросту не выдержали борьбы за существование с более развитой расой. Может, у них отобрали их охотничьи угодья. Может, они уползли и вымерли с голоду. Может, они вымерли от стыда, когда поняли, что отстали и что оказались существами, чья жизнь схожа с жизнью зверей.
– Сомневаюсь, – сухо сказал Виккерс, – чтобы у неандертальца развился столь сильный комплекс неполноценности.
– Мои слова не относятся к неандертальцам. Они касаются нас.
– Вы стремитесь доказать, что пропасть так глубока?
– Именно так, – ответил Крофорд. – Вряд ли вы представляете, как мы вас ненавидим и какой силой располагаем, но вполне способны оценить наше отчаяние. Вы спросите, кто же эти отчаявшиеся люди? Могу сказать. Это те, кто добился успеха– промышленники, банкиры, бизнесмены, – иначе говоря, профессионалы, достигшие безопасного существования, определенного положения в обществе, люди, представляющие вершину нашей культуры. Они быстро утратят свое положение, если к власти придут такие, как вы. Они превратятся в неандертальцев, изгнанных кроманьонцами. Они будут походить на гомеровских греков, заброшенных в наш технологически сложный век. Физически они, может, и выживут. Но останутся туземцами. Будет разрушена их шкала ценностей, созданная с таким трудом, а это единственное, чем они живут.
Виккерс покачал головой.
– Давайте бросим эту игру, Крофорд. Попробуем поговорить начистоту. Кажется, вы уверены, что я знаю больше, чем есть на самом деле. По-видимому, я должен был сделать вид, что так оно и есть– немного схитрить и заставить вас поверить в то, что я знаю все, о чем следует знать. Мы бы слегка пофехтовали. Вы бы открыли ваши карты. Но у меня не лежит сердце к такой игре.
– Мне известно, что вы пока еще мало знаете. Поэтому-то я и хотел встретиться с вами как можно скорее. Мне кажется, вы еще не стали полным мутантом, вы– куколка в теле обыкновенного человека. Кое-что в вас пока от обычного человека. Но вы все ближе и ближе подходите к полной мутации– сегодня вы больше мутант, чем вчера, а завтра вы станете им больше, чем сегодня. Но сегодня, в этой комнате, мы с вами можем разговаривать как человек с человеком.
– Мы всегда сможем так разговаривать.
– Нет, не всегда, – возразил Крофорд. – Если бы вы стали полным мутантом, я бы почувствовал в вас перемену. А в неравном положении какие переговоры? Я сомневался бы в справедливости своей логики. А вы смотрели бы на меня со снисхождением.
– Как раз перед вашим приходом, – сказал Виккерс, – я убеждал себя, что все это– игра воображения…
– Нет, это не игра воображения, Виккерс. У вас был волчок, помните?
– Волчка уже нет.
– Он есть.
– Он у вас?
– Нет, – ответил Крофорд. – Я не брал его. Я не знаю, где он, но он должен быть где-то в этой комнате. Я пришел раньше вас и сломал замок. Совершенно случайно, он был очень слабым.
– Неплохо, – обронил Виккерс, – весьма «милая» выходка.
– Согласен. Но когда дверь открылась, я позволил себе еще кое-что. Войдя в комнату и увидев волчок, я был весьма удивлен, я…
– Продолжайте, – сказал Виккерс.
– Дело в том, Виккерс, что, когда я был ребенком, у меня был очень похожий волчок. Это было очень давно. Я не видел волчков уже много лет, я взял его и запустил. Просто так. Хотя причина все же была. Мне захотелось вспомнить забытые мгновения детства. А волчок…
Он остановился и посмотрел на Виккерса, словно пытаясь разглядеть улыбку на его лице. Когда он заговорил снова, его голос звучал увереннее.
– Волчок исчез.
Виккерс промолчал.
– Что это было? – спросил Крофорд. – Что это был за волчок?
– Не знаю. Вы видели, как он исчез?
– Нет. Мне послышался шум в коридоре. Я выглянул. Когда я обернулся, его уже не было.
– Он не должен был исчезнуть, – сказал Виккерс. – Во всяком случае, пока вы не смотрели на него.
– Этот волчок имеет какой-то смысл? – настаивал Крофорд. – Вы покрасили его. Краска была еще сырой, а баночки стояли на столе. Вы не случайно делали все это. Виккерс, что это за волчок?
– Он служит для путешествия в сказочную страну, – ответил Виккерс.
– Вы говорите загадками.
Виккерс покачал головой.
– Я посетил ее однажды, когда был ребенком.
– Десять дней назад я бы сказал, что мы оба сошли с ума, вы– говоря это, а я– слушая вас. Сейчас я так уже не скажу.
– И все же мы, наверное, сошли с ума и превратились в пару идиотов.
– Мы не идиоты и не сумасшедшие, – сказал Крофорд. – Мы– два человека, которые с каждым часом становятся все более и более отличными друг от друга, но пока мы еще люди, и это– основа нашего взаимопонимания.
– Почему вы явились сюда, Крофорд? Не уверяйте, что только для беседы со мной. Вас терзает страх. Вы подслушиваете телефонные разговоры, пытаясь узнать, куда я скрылся. Вы вламываетесь в мою комнату и запускаете волчок. У вас были какие-то соображения, когда вы запускали волчок. Какие?
– Я пришел вас предупредить, – сказал Крофорд. – Хочу вам сказать, что люди, которых я представляю, находятся на грани отчаяния и ни перед чем не остановятся. Они никому не позволят занять их место.
– Даже если у них не останется выбора?
– У них есть выбор. Они будут сражаться теми средствами, которыми располагают.
– Неандертальцы с дубинками.
– Мы– Homo saрiens. Дубинка– против ваших стрел. Именно об этом я хотел поговорить. Почему бы нам с вами не попытаться отыскать решение? Должна найтись какая-то платформа для переговоров.
– Несколько дней назад, – сказал Виккерс, – мы беседовали в вашем кабинете. Описывая положение дел, вы сказали, что ничего не понимаете. Слушая вас, можно было подумать, что вы совершенно не представляете себе, как идут дела. Почему вы лгали мне?
Крофорд продолжал неподвижно сидеть, ни один мускул не дрогнул на его лице.
– Мы исследовали вас с помощью аппаратуры, с помощью анализаторов. Мы хотели узнать, как много вам известно.
– И как много мне известно?
– Ничего не известно, – ответил Крофорд. – Мы выяснили, что вы – развивающийся мутант.
– Почему вы выбрали именно меня? – спросил Виккерс. – Кроме тех странностей, которые вы перечислили, ничто об этом не говорит. Я не знаю ни одного мутанта. Я не могу говорить от их имени. Если вы хотите договориться, найдите настоящего мутанта.
– Мы выбрали именно вас, – сказал Крофорд, – по очень простой причине. Вы единственный мутант, который оказался у нас в руках. Есть, правда, еще один, но тот знает меньше вашего.
– Но должны быть и другие мутанты.
– Конечно. Однако мы не можем их поймать.
– Вы говорите, как траппер, Крофорд.
– А я и есть траппер. Других можно схватить лишь в том случае, если они сами к вам явятся. Обычно они всегда отсутствуют.
– Отсутствуют?
– Они исчезают, – сердито разъяснил Крофорд. – Мы следим за ними и ждем. Мы пишем им и ждем. Их никогда нет. Они входят в дверь, но их нет в комнате. Мы часами ждем встречи с ними, а они оказываются совсем не там, куда вошли, а иногда даже в нескольких милях от того места.
– Но меня-то вы можете найти. Я не исчезаю.
– Пока…
– Может, я отсталый мутант?
– Нет, просто не совсем развившийся.
– Значит, вы с самого начала остановили на мне свой выбор? – спросил Виккерс. – Вы подозревали меня, хотя я сам еще ничего не знал?
Крофорд хихикнул.
– Виной всему ваши книги. В них было что-то особенное. Наш отдел психологии отметил это. Мы и других обнаружили тем же способом. Двух художников, одного архитектора, одного скульптора, одного или двух писателей. Не спрашивайте меня, как наши психологи это делают. Может, у них особый нюх. Не удивляйтесь, Виккерс. Когда вы представляете мировую промышленность, в вашем распоряжении такие фонды и резервы рабочей силы, такие мощные средства исследования, что вам по плечу решение любой задачи. Вы и не подозреваете, какую работу мы проделали, какие области затронули. Но этого оказалось мало. Мы терпели провал за провалом.
– Теперь вы хотите вступить в переговоры?
– Я хочу. Но не другие. Они не желают никаких переговоров. Они готовы драться за созданный ими мир.
«Да, так оно и есть», – подумал Виккерс.
Гортон Фландерс, сидя в качалке и рисуя огоньком сигареты замысловатые фигуры, говорил именно об этом и о мировой войне, которой что-то или кто-то не раз помешал разразиться.
– Их мир, – заметил Виккерс, – не столь уж хорош. Он построен на крови и нищете, в его фундаменте слишком много костей. Во всей его истории почти не найдется лет, свободных от насилия, организованного официального насилия в каком-нибудь уголке земного шара.
– Я знаю, о чем вы думаете, – сказал Крофорд, – вы думаете, что пора приступить к реорганизации.
– Примерно так.
– Ну, что ж, – согласился Крофорд. – Наметим основные линии этой реорганизации.
– Как я могу это сделать? У меня нет ни знаний, ни полномочий. Я сам не в состоянии вступить в контакт, а со мной никакие мутанты, если они существуют на самом деле, тоже никогда не пытались вступать в контакт.
– Однако приборы подтверждают существование мутантов, и вы– один из них.
– Почему вы так убеждены в этом? – спросил Виккерс.
– Вы не верите мне, – сказал Крофорд. – Вы считаете меня предателем. И думаете, будто заранее уверенный в поражении, я примчался к вам, размахивая белым флагом, чтобы доказать новому порядку, что я мирный человек, и заключить сепаратный мир, не заботясь о других. Быть может, тогда мутанты сохранят меня, хотя бы в качестве забавной игрушки.
– Если хотите знать правду, что бы вы не предприняли, все вы обречены.
– Ну, не совсем, – возразил Крофорд. – Мы можем бороться и в состоянии причинить немало осложнений.
– Чем? Вспомните, Крофорд, у вас есть только дубинки.
– У нас есть отчаяние.
– Дубинки и отчаяние? Так ли это много?
– У нас есть секретное оружие.
– Но ведь оно есть не только у вас.
Крофорд кивнул.
– Да, оно не так уж всемогуще. Поэтому я и нахожусь здесь.
– Я вступлю с вами в контакт, – сказал Виккерс. – Обещаю. Это самое большое, что я могу сделать. Тогда и, если я сочту, что вы правы, я вступлю с вами в контакт.
Крофорд с трудом поднялся со стула.
– Сделайте это как можно скорее, – сказал он. – Время не терпит. Я не могу долго сдерживать их.
– Вы боитесь, – сказал Виккерс. – Страх сидит в вас, как и в день нашей первой встречи.
– Действительно, я живу в постоянном страхе. Тем более что с каждым днем дела обстоят все хуже.
– Два напуганных человека, – сказал Виккерс. – Два десятилетних мальчугана, бегущих во тьме.
– И вы тоже?
– Конечно. Разве вы не видите. Я весь дрожу.
– Нет, не вижу. В какой-то мере, Виккерс, вы самый хладнокровный человек из всех, кого я встречал.
– Да, вот, – вспомнил Виккерс. – Вы говорили еще об одном мутанте, которого могли схватить.
– Говорил.
– Конечно, вы мне не скажете, кто он?
– Не скажу, – подтвердил Крофорд.
– Я так и думал.
Ковер словно заколыхался, и в комнате вдруг снова появился волчок. С тихим гудением он медленно вращался вокруг оси, так что было видно, как неровно он разрисован. Волчок вернулся.
Они стояли и смотрели, пока он окончательно не замер на полу.
– Он был там, – сказал Крофорд.
– И вернулся, – добавил Виккерс.
Крофорд закрыл за собой дверь, и Виккерс остался в холодной, залитой резким светом комнате с неподвижным волчком на полу, прислушиваясь к удаляющимся шагам Крофорда.
Полный текст произведения: Либра.ру
Каждое действие, преследующее цели, должно происходить в нужное время и в нужном месте. А время для этого действия ушло в историю, в 2014 год. Когда оно было так необходимо.
Попытки хоть как то подправить бедственное положение с легитимностью сложившейся в стране системы власти, натыкаются на полное неприятие народом России, каких бы то ни было решений со стороны руководства. Закон запрещающий оскорблять власть, желание заткнуть рты недовольным, из этой же области.
Невольно возникает мысль о том, что элиты пытаются выкрутиться из создавшегося положения любым доступным методом, сохранив за собой право, считать народ страны "новой нефтью". Продлив при этом как можно дольше "крымский экстаз" позволяющий под шумок пропаганды доить население, опьяненное великодержавным пойлом.
Протрезвление народа, случилось еще в 2017 году, но благодаря инерционным процессам общества, было слабо обозначено в тот период. Подарив вертикали власти страны драгоценное время, дав при этом иллюзию вседозволенности. В 2018 году этот инерционный ресурс был успешно смыт в унитаз пенсионной реформой, что подвело черту. После которой любое действие в лучшем случае воспринимается с безразличием, но чаще всего в штыки. Что практически не оставляет шансов власти спокойно пережить 20-ти летний юбилей.
И дело здесь даже не в народе, который хоть и атомизирован и деморализован, но затаив обиду, держит камень за пазухой. Поэтому способен уронить споткнувшуюся власть, подтолкнув ее.
Дело в том, что предкризисные явления наступают по всем фронтам, куда не ткни. Будь то региональная крепость государства, экономическая, или политическая. Везде рой проблем стремящихся к критической массе, которая может рвануть в любое время, в любом месте обрушивая вслед за собой всю политическую систему государства.
Доверие народа единственный ресурс любой системы, помогающий ей пережить удары и наоборот, если доверия нет, даже легкий ветерок способен завалить всю конструкцию. Доверие народа для какой бы то ни было политической системы – как фундамент и противовесы для высокой башни.
Так в свое время было с Горбачевской властью накопившей национальные, экономические, политические проблемы, потерявшей доверие населения и как следствие рухнувшей при первом же ветре, в лице слабого на тот момент Б. Ельцина и его соучастников - региональных представителей элит. Горбачев не смог опереться на народ держащий камень за пазухой и как следствие на армию. Все откровенно плевали в сторону первого и последнего президента СССР.
Что наблюдается и в наше время.
Запрет ругательств в свой адрес со стороны нынешней власти выглядит, как бы помягче сказать, что бы не попасть под закон – хилоумным, так как провоцирует массовое распространение этих самых ругательств в народе, как прецеденты, под которые можно попасть по неосторожности. Вызывая бурное обсуждение этих самых ругательств, которые подменяются в сети знаками "***" трактующимися в умах людей обидней и грубей чем являются на самом деле, но смысла сказанного и что самое главное отношения к власти не меняют, ставя власть, прикрывающуюся этим законом "в неразумное положение человека одолеваемого старостью мозга".
Не понимающего простую истину. Когда меньшинство плюнет в большинство, большинство утрется. Когда большинство плюнет в меньшинство, меньшинство утонет. И никакие законы, никакие попытки оживить ушедшие измы, не компенсируют потерянные чувства.
Чувства, на которых покоится человеческий социум - они либо есть, либо их нет.
Потерю доверия, как и потерю любви, невозможно восполнить простыми решениями и принудительными методами, завоевать их сложно, а утерять раз и навсегда просто - как два пальца об асфальт.
По тому все попытки изменить ситуацию в данном случае, при сохранении политики экономического удушения населения, похожи на небезызвестную пословицу где - цирк уехал, а клоуны остались.
Впрочем, Украина уже пять лет является основным российским дискурсом. Россия растворилась в Украине, забыв о своих проблемах. Российское государство будто потеряло самое себя, перепутав свою национальную идентичность и географические границы.
О чем же говорит тот факт, что мы который год живем Украиной, пишем о ней, спорим о ней, проклинаем ее, ревнуем ее, объясняем ее?
Этот факт говорит о нас многое. Говорит о том, что у России нет идеи консолидации. О том, что враждебность к украинцам стала инструментом легитимации власти. Говорит о трусливости нашей элиты, которая хотела бы бросить вызов Америке, но опасаясь последствий, предпочитает колотить «украинскую грушу».
Наша фиксация на Украине кричит о наших комплексах и неспособности выбраться из заржавевшей державной посудины. Сделав Украину внутренним (причем, ключевым!) вопросом российской политики, мы признаем, что не смогли найти собственные стимулы развития и единения.
Россия оказалась не готова к бегству Украины. Теперь приходится заделывать пробоину, сделанную украинцами в российской государственной машине и зализывать раны нашего самолюбия и гордыни.
Украина, вырвавшаяся из российских объятий, продолжает быть российской фантомной болью. Если ты лишаешься конечности, ты начинаешь хромать. Именно это происходит с российской державой, потерявшей одно из подтверждений своей державности.
Российская власть изощряется в придумывании, как отомстить беглецам. Выдадим российские паспорта Донбассу! Но, видно, предупреждение не напугало упрямых украинцев. И вот Кремль придумал сделать больнее, запретив экспорт в Украину российской нефти, нефтепродуктов и угля. Но российская попытка придушить, скорее всего, заставит украинцев подтвердить свой выбор - прочь от России!
В России сформировался класс политиков и экспертов, профессией которых является злорадствовать по поводу Украины. Даже либерально мыслящие люди говорят об Украине со снисходительностью, пытаясь советовать украинцам, что тем нужно делать. При этом они не готовы предложить, что нужно делать России.
А что говорят у нас об Украине? Это взрыв мозга. Самое комичное, это когда российские наблюдатели видят в Украине отражение собственной реальности: «манипулятивная демократия»; «полный провал правящей элиты». Дебаты между Порошенко и Зеленским - дурацкое шоу и клоунада, позор и признак разрушения государства! Понятно, что для рабской ментальности невозможно себе представить, как кто-либо может бросить вызов лидеру, а лидер будет с ним спорить на равных! Ужас- ужас!
Поражение Порошенко кремлевские толкователи описывают, как системный провал. Они не могут принять, что уход одного лидера и приход другого в результате выборов говорит о жизнеспособности системы: украинцы завоевали право выбирать лидеров; у них есть право делать ошибки и их исправлять опять-таки через выборы.
У нас даже серьёзные эксперты ноют по поводу слабостей украинской парламентско- президентской системы. Им непонятно, как это украинцы живут при отсутствии жесткой «вертикали», указывающей им, как жить. А украинцам невдомек, как это мы продолжаем терпеть «вертикаль», диктующую, как нам жить.
Украинский проект провалился, утверждают российские эксперты. Украина увязла и ей некуда двигаться в ситуации кризиса Европейского союза. Но во-первых, несмотря на все проблемы, в Украине экономический рост ( в 2018 рост ВВП в Украине достиг 2.5%, а рост национального производства -3.6% ). А каково, скажите, состояние экономики в России? Это государственная тайна, если иметь в виду манипуляции Росстата.
Во-вторых, кризис европейского сообщества отражает его поиск новых форм жизни. В любом случае Европа понимает, что ее безопасность требует инкорпорировать Украину, а не оставлять ее в мертвой зоне в качестве несостоявшегося государства и источника напряженности с Россией.
Украина- это мировая периферия, убеждают нас российские доброхоты. Хм… Но именно эта «периферия» вызвала конфронтацию Запада с Россией. И без обеспечения устойчивости украинского государства нечего и думать о нормализации их отношений. Поможем Украине преодолеть кризис, не унимаются наши доброжелатели. А не лучше ли помочь себе и, наконец, избавиться от зацикленности на Украине?
У них бал правят олигархи, не унимаются пикейные жилеты. Да, олигархическая возня - это украинская проблема. Но ведь некоторым из тамошних олигархов ( например, Коломойскому) украинцы, возможно, поставят памятник за национальную ориентацию. А какую память оставят о себе российские олигархи?
Российская тусовка гадает, каким президентом станет Владимир Зеленский. Каким бы он ни стал, он будет защищать украинские национальные интересы. Иначе новый Майдан решит его участь. Причем, Зеленский не будет единственным центром власти в Украине, которая сумела создать систему противовесов. Возможно, важнее будет новое соотношение сил в Раде и кто станет новым премьером. Это непонятная для нас реальность. Мы, привыкшие к единовластию, теряемся, когда видим множество противоборствующих сил, считая это хаосом.
Любопытно, что несмотря на войну и жертвы, украинцы начинают лучше относиться к России: в 2018 г 48% украинских респондентов относились к России хорошо (хорошо относились к Украине 33% россиян). Не потому, что украинцы вдруг почувствовали к России симпатии. А потому, что Россия перестала для них быть основной проблемой. Они хотят забыть о нас и думать о своей достойной жизни. Без нас!
Конечно, быть отвергнутой державой обидно. Встречать равнодушие еще обиднее. Но если Россия хочет вернуть себе достоинство и видение будущего, придется переболеть Украиной и заняться своими делами.
◊◊◊
Царь сидел голый. Как нищий дурак на базаре, он сидел, втянув синие пупырчатые ноги, прислонясь спиной к холодной стене. Он дрожал, не открывая глаз, и все время прислушивался, но было тихо.
В полночь он проснулся от кошмара и сразу же понял, что ему конец. Кто-то хрипел и бился под дверью спальни, слышались шаги, позвякивание железа и пьяное бормотание дядюшки Бата, его высочества: «А ну, пусти… А ну, дай я… Да ломай ее, стерву, чего там…» Мокрый от ледяного пота, он бесшумно скатился с постели, нырнул в потайной шкаф и, не помня себя, побежал по подземному коридору. Под босыми ногами хлюпало, шарахались крысы, но тогда он ничего не замечал и только сейчас, сидя у стены, вспомнил все: и темноту, и осклизлые стены, и боль от удара головой об окованные двери храма, и свой невыносимо высокий визг.
Сюда им не войти, подумал он. Сюда никому не войти. Только если царь прикажет. А царь-то не прикажет… Он истерически хихикнул. Нет уж, царь не прикажет! Он осторожно разжмурился и увидел свои синие безволосые ноги с ободранными коленками. Жив еще, подумал он. И буду жив, потому что сюда им не войти.
Все в храме было синеватое от холодного света лампад — длинных светящихся трубок, протянутых под потолком. Посередине стоял на возвышении Бог, большой, тяжелый, с блестящими мертвыми глазами. Царь долго и тупо смотрел, пока Бога не заслонил вдруг плюгавый служка, совсем еще сопляк. Раскрыв рот и почесываясь, он стоял и глазел на голого царя. Царь снова прикрыл глаза. Сволочь, подумал он, гаденыш вшивый, скрутить ублюдка — и собакам, чтобы жрали… Он сообразил, что не запомнил хама как следует, но служки уже не было. Сопливый такой, хлипкий… Ладно, вспомним. Все вспомним, дядюшка Бат, ваше высочество. При отце небось сидел в уголке, пил себе потихоньку да помалкивал, на глаза боялся попасть, знал, что царь Простяга подлого предательства твоего не забыл…
Велик был отец, с привычной завистью подумал царь. Будешь великим, если у тебя в советниках ангелы Божьи во плоти. Все знают, все их видели: лики страшные, белые как молоко, а одежды такие, что не поймешь, голые они или как… И стрелы у них были огненные, как бы молнии, кочевников отгоняли этими стрелами, и хотя метали в небо, половина орды покалечилась со страху. Дядюшка Бат, его высочество, шептал как-то, пьяно отрыгивая, что стрелы те метать может каждый, нужны лишь особые пращи, которые у ангелов есть и которые у них хорошо бы взять. А он еще тогда сказал — тоже был пьяный, — что раз хорошо взять, то и надо взять, чего там… И вскоре после этого застольного разговора один ангел упал со стены в ров, поскользнулся, наверное. Рядом с ним во рву нашли дядюшкиного телохранителя с дротиком между лопаток. Темное это было дело, темное… Хорошо, что народ ангелов никогда не жаловал, страшно было на них глядеть, хотя и не понять, почему страшно, — ангелы были люди приветливые, веселые. Вот только глаза у них были страшные. Маленькие, блестящие, и все бегают да бегают… нечеловеческие глаза, немирные. Так народ и промолчал, хотя и дал ему отец, царь Простяга, такую волю, что вспомнить стыдно… и то сказать, отец до Переворота, говорят, шорником был. За такие разговоры я потом самолично глаза вырывал и в уши зашивал. Но помню, сядет он, бывало, под вечер на пороге Хрустальной Башни, примется кожу кроить — смотреть приятно. А я рядом примощусь, прижмусь к его боку, тепло, уютно… Из комнат ангелы поют, тихо так, слаженно, отец им подтягивает — он их речь знал, — а вокруг просторно, никого нет… не то что сейчас, стражников на каждом углу понатыкано, а толку никакого…
Царь горестно всхлипнул. Да, отец хороший был, только слишком долго не помирал. Нельзя же так при живом сыне… Сын ведь тоже царь, сыну тоже хочется… А Простяга все не стареет, мне уже за пятьдесят перевалило, а он все на вид моложе меня… Ангелы, видно, за него Бога просили… За него просили, а за себя забыли. Второго, говорят, прижали в отцовской комнате, в руках у него было по праще, но биться он не стал, перед смертью, говорят, кинул обе пращи за окно, лопнули они синим огнем, и пыли не осталось… Жалко было пращей… А Простяга, говорят, плакал и упился тогда до полусмерти — первый раз за свое царствование — искал все меня, рассказывают, любил меня, верил…
Царь подтянул колени к подбородку, обхватил ноги руками. Ну и что ж, что верил? Меру надо было знать, отречься, как другие делают… да и не знаю я ничего, и знать не желаю. Был только разговор с дядюшкой, с его высочеством. «Не стареет, — говорит, — Простяга». — «Да, — говорю, — а что поделаешь, ангелы за него просили». Дядюшка тогда осклабился, сволочь, и шепчет: «Ангелы, — говорит, — нынче песенки уже не здесь поют». А я возьми и ляпни: «Уж это верно, и на них управа нашлась, не только на человеков». Дядюшка посмотрел на меня трезво и сразу ушел… Я ведь ничего такого и не сказал… Простые слова, без умысла… А через неделю помер Простяга от сердечного удара. Ну и что? И пора ему было. Казался только молодым, а на самом деле за сто перешел. Все помрем…
Царь встрепенулся и, прикрываясь, неловко поднялся на корточки. В храм вошел верховный жрец Агар, служки вели его под руки. На царя он не взглянул, приблизился к Богу и склонился перед возвышением, длинный, горбатый, с грязно-белыми волосами до пояса. Царь злорадно подумал: «Конец тебе, ваше высочество, не успел, я тебе не Простяга, нынче же свои кишки жрать будешь, пьяная сволочь…» Агар проговорил густым голосом:
— Бог! Царь хочет говорить с тобой! Прости его и выслушай!
Стало тихо, никто не смел вздохнуть. Царь соображал: когда случился великий потоп и лопнула земля, Простяга просил Бога помочь, и Бог явился с неба комом огня в тот же вечер, и в ту же ночь земля закрылась, и не стало потопа. Значит, и сегодня так будет. Не успел дядюшка, ваше высочество, не успел! Никто тебе теперь не поможет…
Агар выпрямился. Служки, поддерживавшие его, отскочили и повернулись к Богу спиной, пряча головы руками. Царь увидел, как Агар протянул сложенные ладони и положил на грудь Бога. У Бога тотчас загорелись глаза. От страха царь стукнул зубами: глаза были большие и разные — один ядовито-зеленый, другой белый, яркий, как свет. Было слышно, как Бог задышал, тяжело, с потрескиванием, словно чахоточный. Агар попятился.
— Говори, — прошептал он. Ему, видно, тоже было не по себе.
Царь опустился на четвереньки и пополз к возвышению. Он не знал, что делать и как поступать. И он не знал, с чего начинать и говорить ли всю правду. Бог тяжело дышал, похрипывая грудью, а потом вдруг затянул тихонько и тоненько — жутко.
— Я сын Простяги, — с отчаянием сказал царь, уткнувшись лицом в холодный камень. — Простяга умер. Я прошу защиты от заговорщиков. Простяга совершал ошибки. Он не ведал, что делал. Я все исправил: смирил народ, стал велик и недоступен, как ты, я собрал войско… А подлый Бат мешает мне начать завоевание мира… Он хочет убить меня! Помоги!
Он поднял голову. Бог, не мигая, глядел ему в лицо зеленым и белым. Бог молчал.
— Помоги… — повторил царь. — Помоги! Помоги! — Он вдруг подумал, что делает что-то не так и Бог равнодушен к нему, и совсем некстати вспомнил: ведь говорили, что отец его, царь Простяга, умер вовсе не от удара, а был убит здесь, в храме, когда убийцы вошли, никого не спросясь. — Помоги! — отчаянно закричал он. — Я боюсь умереть сегодня! Помоги! Помоги!
Он скрючился на каменных плитах, кусая руки от нестерпимого ужаса. Разноглазый Бог хрипло дышал над его головой.
— Старая гадюка, — сказал Толя. Эрнст молчал.
На экране сквозь искры помех черным уродливым пятном расплылся человек, прижавшийся к полу.
— Когда я думаю, — снова заговорил Толя, — что, не будь его, Аллан и Дерек остались бы живы, мне хочется сделать что-то такое, чего я никогда не хотел делать.
Эрнст пожал плечами и отошел к столу.
— И я всегда думаю, — продолжал Толя, — почему Дерек не стрелял? Он мог бы перебить всех…
— Он не мог, — сказал Эрнст.
— Почему не мог?
— Ты пробовал когда-нибудь стрелять в человека?
Толя сморщился, но ничего не сказал.
— В том-то и дело, — сказал Эрнст. — Попробуй хоть представить. Это почти так же противно.
Из репродуктора донесся жалобный вой. «ПОМОГИ ПОМОГИ Я БОЮСЬ ПОМОГИ…» — печатал автомат-переводчик.
— Бедные злые люди… — сказал Толя.
А.Стругацкий, Б. Стругацкий
Бездетных можно разделить на три группы. Первые — те, у кого не было постоянного партнера, а растить детей в одиночестве они не согласны. Вторые — люди, которые не могут иметь детей по связанным со здоровьем причинам. Третья группа, так называемые чайлдфри, — люди, у которых был или есть половой партнер, но они никогда не пытались завести детей.
В 2000-е годы Дилан Нил и Хизер Джоши выделили в своих работах два типа чайлдфри: «волнообразные отказники» и «постоянные откладыватели».
«Волнообразные отказники» — люди, у которых то возникает, то пропадает желание иметь детей. Они не могут завести ребенка осознанно, а надежная контрацепция предотвращает случайности. «Постоянные откладыватели» согласны иметь детей, но не сейчас. Такие люди тянут время, пока не понимают, что точно не хотят детей или уже физически не могут их завести.
Среди представителей чайлдфри больше атеистов, людей, которые живут «здесь и сейчас». Они не верят в потусторонние вещи, в нормы, социальные ценности. Это часто единственные дети в семье или старшие дети из больших семей, которые были вынуждены ухаживать за младшими братьями и сестрами и «проиграли» еще в детстве все свои родительские интенции.
Джин Виверс выделила два типа чайлдфри: реджекторов и аффексьонадо. Реджекторы — те, кто испытывает отвращение к беременности, грудному вскармливанию, маленьким детям. Их немного, но они есть и, наверное, всегда были. Непонятно, могли ли они преодолеть свое отвращение в исторические времена: тогда была высокая детская смертность, из-за чего у многих в результате не было детей, а в случае с реджекторами это могло быть намеренное детоубийство, но об этом мы можем только строить гипотезы.
Аффексьонадо — люди, которых привлекает бездетный образ жизни. Они не испытывают отвращения к детям, но им не хочется ухаживать за ними, заниматься их образованием, а потом отпускать во взрослую жизнь и ничего не получать в качестве вознаграждения за это. В современном мире становится все меньше рациональных оснований, чтобы заводить детей.
В Австралии в 1980–1990-х годах проводили лонгитюдное исследование, в котором респондентам дважды задавали вопрос «Хотите ли вы иметь детей?». Первый раз опрос провели, когда респондентам было около 20 лет, повторно — когда они были в возрасте примерно 30 лет.
Сравнивали результаты по нескольким параметрам. Во-первых, есть ли у них дети, а во-вторых, как изменились их представления о желательности рождения у них детей. Исследователи обнаружили, что среди чайлдфри появилось определенное количество тех, кто сказал: «Теперь я хочу иметь детей». Это не обязательно коррелировало с тем, что к этому моменту у них появились дети. С другой стороны, небольшая часть тех, кто в 20 лет хотел завести детей, в старшем возрасте изменили свое решение.
Репродуктивные установки создаются не только в детстве, они могут меняться в течение жизни. И люди, у которых нет цели обязательно иметь или не иметь детей, подвергаются различным социальным воздействиям.
Люди, у которых нет сильных «инстинктов» или определенного сформированного стремления иметь или не иметь детей, могут поддаваться влиянию социума: поведению окружения, пропаганде со стороны религии и телевизора. Все это может воздействовать на выстраивание отношения к браку и детям. Если человек растет в социальной среде, где все семьи многодетные, то ему или ей будет казаться, что это нормальное решение — заводить большую семью. Если человек — единственный ребенок в семье, а среди знакомых много бездетных или откладывающих деторождение, то одним из вариантов нормы будет считаться отсутствие детей.
Существует концепция Вольфганга Лутца, которая называется ловушкой низкой фертильности. Ее суть, в частности, в том, что описано выше: эта гипотеза показывает, что чем меньше детей в окружении людей, тем меньше детей будет рождаться и в дальнейшем.
В некоторых культурах считают, что материнство — это главная сторона жизни женщины. В России до начала 1990-х также считали, что каждая женщина должна иметь хотя бы одного ребенка. С появлением интернета, чтобы обосновать свое нежелание заводить детей в условиях настолько сильной культурной нормы, женщины должны были формировать философию, вступать в интернет-сообщества. То есть для российских женщин-чайлдфри это было связано с сопротивлением общественным нормам.
Мужчине в России уже тогда, а тем более сейчас просто необязательно об этом говорить, он в меньшей степени строит свою идентичность вокруг детей. Есть культуры, где это важно и для мужчины, — возможно, в Африке нужно быть отцом, чтобы чувствовать себя настоящим мужчиной. Или при проблемах в половой сфере дети становятся доказательством мужественности.
Среди бездетных мужчин больше тех, у кого невысокий доход и низкий уровень образования. Решение мужчины завести детей тесно связано с пониманием, сможет ли (и захочет ли) он обеспечивать их финансово. С другой стороны, у мужчин с высоким доходом сравнительно чаще бывает много детей от разных женщин.
У женщины, посвятившей жизнь карьере, нет возможности тратить много времени на заботу о ребенке. Либо женщина с самого начала делает выбор не заводить детей, либо просто не успевает отвлечься на это в течение жизни.
Мужчины и женщины принимают решение заводить или не заводить детей по разным причинам. Женщины рассуждают о количестве времени, которое они потратят, чтобы заниматься ребенком, а потом не получить ничего, кроме радости от выращивания нового человека. Мужчины больше думают о том, что наличие детей заставит их больше работать и зарабатывать, при этом меньше тратить лично на себя.
В исторической демографии существует термин, связанный с географией брачности, — линия Хаджнала (этот термин возник в XIX веке). Линию Хаджнала условно проводят по Европе: от Финляндии до итальянского Триеста через Санкт-Петербург. К востоку от этой линии обязательный брак и дети считались нормой.
На западе от линии Хаджнала мужчины и женщины вступали в брак позже: считалось, что сначала нужно обеспечить себе хорошее имущественное положение. Те, кто был беден, вообще отказывались от брака, и это до некоторой степени снижало рождаемость.
Но в наше время чайлдфри в Европе есть везде, постепенно они появляются и в более «традиционных» частях общества, например в Арабских Эмиратах, но это современная, не очень традиционная исламская страна. В государствах, где нарастает фундаментализм, об этом говорить сложнее. В православной среде практически невозможно быть откровенным чайлдфри, но есть способы жить без детей и не быть осуждаемым за это обществом — можно уйти в монастырь. Религиозный фундаментализм совершенно не способствует чайлдфри в современном понимании, но можно что-то придумать на уровне индивидуальных стратегий.
В африканских странах южнее Сахары самая высокая рождаемость, там только начался первый демографический переход. Есть несколько стран, где рождаемость только начала снижаться с семи детей на одну женщину в среднем, но говорить о существовании настоящих чайлдфри пока сложно. У меня есть африканские студенты, которые удивляются и говорят, что быть чайлдфри эгоистично. То есть в африканских странах установка обязательно иметь детей существует даже в образованных слоях населения.
С точки зрения экономики чайлдфри могут по-настоящему посвятить себя работе. Женщины при этом, не отвлекаясь, строят карьеру. Мужчины-чайлдфри, которые не должны содержать семью, могут выбирать более интересные, а не высокооплачиваемые профессии. С другой стороны, люди, вынужденные зарабатывать, чтобы обеспечивать детей, работают интенсивнее. Они не могут позволить себе отдых, иначе им не на что будет кормить детей.
Некоторые считают, что при высокой распространенности чайлдфри на планете будет слишком мало населения. Но это необязательно так: в некоторых развитых странах рождаемость выше, чем у нас. Но там это действительно выбор: кто-то не рожает совсем, а кто-то заводит по три-четыре ребенка. Долгое время у российских женщин в среднем было примерно по полтора ребенка на каждую, притом что рожали почти все, но рождаемость все равно была ниже, чем в некоторых из стран, где такой выбор считается закономерным.
В аграрном обществе людям выгодно было иметь детей: чем их больше, тем больше земли можно обработать и получить больше ресурсов. В индустриальном обществе дети стали расходной частью бюджета: за ними нужно было ухаживать, а денег они не приносили. Конечно, в начальную индустриальную эпоху дети работали на фабриках — их можно было отправлять на работу чуть ли не с 7 лет. Но это не очень здоровая ситуация: на фабриках дети портили здоровье и часто не доживали до взрослого состояния. Вскоре детский труд на фабриках стали запрещать, и большие семьи стали проблематичными. Постепенно рождаемость снизилась.
Увеличение количества чайлдфри, с моей точки зрения, показывает, что в стране есть серьезные проблемы, из-за которых женщины не стремятся заводить детей. Это должно обратить внимание политиков на условия, в которых находится общество. И если действительно нужен прирост населения, то следует принимать экономические и социально-политические меры, чтобы улучшить жизнь семей. Исторические примеры показывают, что все меры социальной политики предпринимались, когда рождаемость становилась ниже уровня простого воспроизводства. Таким образом, существование чайлдфри может привести к полезным изменениям в том числе для семей с детьми.
Последние исследования связаны с изучением факторов, которые влияют на рост бездетности. Нужно понять, связано ли это с недостаточным количеством партнеров или с индивидуализмом, с тем, что люди менее охотно вступают в брачные союзы. Есть гипотеза, что на рост бездетности влияет увеличение количества разводов. С одной стороны, люди не успевают завести ребенка в браке, с другой стороны, пары не решаются заводить детей, осознавая, что впоследствии их, возможно, придется растить в одиночку.
Чайлдфри — это поведение, которое сегодня распространяется и на людей с более низким образованием, с невысоким уровнем дохода. В Норвегии работающая женщина с более высоким социальным статусом имеет даже больше детей, чем те, у кого меньше ресурсов. В связи с этим нужно понять, как семейная политика влияет на желание завести ребенка.