Что будет происходить, когда столкнутся в своих интересах мир старого понимания жизни, как она есть, и мир нового восприятия? Мир, основанный на необходимости власти людей над людьми и власти денег над властвующими, и мир, в котором важна не власть любого рода, а интерес к жизни? Этот чудный, новый мир, в котором люди могут жить вечно, в котором не существует материальных проблем и необходимости постоянного труда, мир, в котором всем всего хватает, а войны, болезни и преступность попросту непредставимы для его жителей?

Этот чудный, новый мир, для рождения которого на планете Земля уже всё есть, кроме одного, невесомого и такого отвлечённого, для человека старого типа, понятия  сознания. Не просто сознания, а сознания нового, основанного на изучении самого себя, мира, чуждого вражде и зависти, жадности и страху. И в то же время - сознания не наивного, как у ребёнка, а мощного и зрелого...

Такие люди и такое сознание на планете уже есть, но их всё ещё мало для того, чтобы само по себе явление стало всеобщим. Но, в то же время, их уже достаточно, чтобы старый мир ощущал угрозу самому своему существованию, своим устоям, чтобы включался у "неандертальцев" и "бабуинов" примитивный, пещерный страх перед той волной прогресса, которая сегодня поднимает цивилизацию на новую ступень эволюции.

Никто не хочет исчезать в волнах истории, никто не хочет сдавать свои позиции и завоёванные в конкурентной борьбе между собой высоты. Им дорого даже то, что сегодня уже несовершенно и даже вредно для них же самих, что опасно не только для сильных мира сего, но и для всего мира... Поэтому они будут держаться за старый мир и его принципы до последнего.

А может быть, это столкновение уже началось, но нам не говорят об этом, и мы можем лишь наблюдать его проявления в незначительных, казалось бы, событиях? Временами очень на то похоже...

"Кольцо вокруг Солнца" было издано в 1952 г., задумано на пару лет раньше. Но уже тогда, в конце 40-х (70 лет назад!) Саймак и многие другие писатели-фантасты не просто предвидели, а всерьёз рассуждали и моделировали ситуации цивилизационного квантового скачка, вплотную к которому мы подошли сегодня. А ведь в то время не было даже понятия "электроника" в привычном нам сегодня смысле!

Разговор Виккерса и Кроффорда в этой главе очень показателен. Не столько в техническом плане, как в плане понимания людей старого типа сознания и сознания нового. Возможно, вы сможете увидеть и то, что автор пытался сказать между строк... 

Глава 24

...Открыв дверь номера, Виккерс увидел, что волчок исчез. Он оставил его на стуле сверкающим от свежей краски, а теперь волчка не было. Он заглянул под кровать– волчка не было и там. Его не было ни в шкафу, ни в прихожей.

Он вернулся в комнату и уселся на край кровати.

После всех поисков и трудов волчок исчез. Кто мог его взять? Кому оказался нужен старый побитый волчок?

А зачем он понадобился ему самому?

Не смешно ли сидеть вот так на краю кровати в номере какого-то отеля и задавать себе все эти вопросы?

Ему вспомнилось, как в детстве волчок открыл ему путь в сказочную страну, и вот теперь он дал себя увлечь тем же мыслям. Сейчас при резком свете электрической лампочки все это казалось совершеннейшим безумием.

Позади открылась дверь. Он обернулся. В дверях стоял Крофорд.

Он показался Виккерсу еще массивнее, чем прежде. Крофорд застыл в дверном проеме, целиком заполнив его собой. Подрагивающие веки делали его фигуру особенно неподвижной.

– Добрый вечер, мистер Виккерс. Разрешите?

– Пожалуйста, – ответил Виккерс. – Я ждал вашего звонка. Никогда бы не подумал, что вы способны явиться собственной персоной.

Это было ложью, потому что он не ожидал и звонка.

Крофорд тяжелым шагом пересек комнату.

– Этот стул, похоже, выдержит меня? Вы не против, если я сяду?

– Это не мой стул, – сказал Виккерс. – Можете ломать его.

Стул не сломался. Он заскрипел и затрещал, но выдержал.

Крофорд расслабился и облегченно вздохнул.

– Я чувствую себя намного лучше, когда подо мной крепкий стул.

– Вы подключили подслушивающую аппаратуру к телефону Энн? – спросил Виккерс.

– Конечно. Иначе как бы я отыскал вас? Я знал, что рано или поздно вы ей позвоните.

– Я видел пролетевший самолет, – заметил Виккерс. – Знай, что вы там, я бы подъехал вас встретить. Нам надо уладить кое-какое дельце.

– Не сомневаюсь, – ответил Крофорд.

– Зачем вам понадобилось, чтобы меня линчевали?

– Мне вовсе этого не надо, – возразил Крофорд. – Наоборот, вы мне слишком нужны.

– Зачем же я вам нужен?

– Я решил, что вам это лучше знать.

– Но я ничего не знаю, – признался Виккерс. – Скажите, Крофорд, что происходит? Вы не сказали мне правды, когда я приходил к вам.

– Я сказал вам правду, но не сказал всего.

– Почему?

– Я не знал тогда, кто вы.

– А теперь знаете?

– Да, знаю, – ответил Крофорд. – Вы– один из них.

– Один из них?

– Один из тех, кто производит эти товары.

– Почему вы так думаете?

– На основании данных, полученных анализаторами. Так их называют психологи. Это специальные приборы. Не утверждаю, что разбираюсь в них.

– И анализаторы сообщили вам нечто особое обо мне?

– Да, – ответил Крофорд. – Именно так.

– Если я один из них, то почему вы пришли ко мне? – спросил Виккерс. – Ведь тогда вы ведете борьбу против меня.

– Не говорите «если», – сказал Крофорд. – Вы действительно один из них, но не считайте меня своим врагом.

– Почему? – возразил Виккерс. – Ведь если я, как вы говорите, один из них, то вы– враг.

– Вы не поняли меня, – произнес Крофорд. – Позвольте привести сравнение. Вернемся к временам, когда кроманьонец вторгся в места обитания неандертальца…

– К черту сравнения! – прервал его Виккерс. – Скажите, что у вас на уме?

– Мне не нравится настоящее положение дел, – сказал Крофорд. – Вернее, тот оборот, который они принимают.

– Вы забыли, что я практически ничего не знаю.

– Поэтому-то я и хотел начать со сравнения. Вы– кроманьонец. У вас есть и лук, и стрелы, и копье. А я– неандерталец. У меня только дубинка. У вас нож из обточенного камня, а у меня лишь зазубренный кусок кремния, найденный на берегу реки. На вас одежды из звериных шкур, а на мне лишь моя собственная шерсть.

– Хотел бы я знать…– начал Виккерс.

– Я и сам в этом не уверен, – перебил Крофорд, – я не силен в этих вещах. Может, я слишком много дал кроманьонцу и недооценил неандертальца. Но речь идет о другом.

– Я понимаю, о чем вы говорите, – сказал Виккерс. – Но куда это нас ведет?

– Неандерталец вступил в бой, – продолжал Крофорд, – что с ним произошло?

– Он исчез.

– Может, их уничтожили не копья и стрелы. Может, они попросту не выдержали борьбы за существование с более развитой расой. Может, у них отобрали их охотничьи угодья. Может, они уползли и вымерли с голоду. Может, они вымерли от стыда, когда поняли, что отстали и что оказались существами, чья жизнь схожа с жизнью зверей.

– Сомневаюсь, – сухо сказал Виккерс, – чтобы у неандертальца развился столь сильный комплекс неполноценности.

– Мои слова не относятся к неандертальцам. Они касаются нас.

– Вы стремитесь доказать, что пропасть так глубока?

– Именно так, – ответил Крофорд. – Вряд ли вы представляете, как мы вас ненавидим и какой силой располагаем, но вполне способны оценить наше отчаяние. Вы спросите, кто же эти отчаявшиеся люди? Могу сказать. Это те, кто добился успеха– промышленники, банкиры, бизнесмены, – иначе говоря, профессионалы, достигшие безопасного существования, определенного положения в обществе, люди, представляющие вершину нашей культуры. Они быстро утратят свое положение, если к власти придут такие, как вы. Они превратятся в неандертальцев, изгнанных кроманьонцами. Они будут походить на гомеровских греков, заброшенных в наш технологически сложный век. Физически они, может, и выживут. Но останутся туземцами. Будет разрушена их шкала ценностей, созданная с таким трудом, а это единственное, чем они живут.

Виккерс покачал головой.

– Давайте бросим эту игру, Крофорд. Попробуем поговорить начистоту. Кажется, вы уверены, что я знаю больше, чем есть на самом деле. По-видимому, я должен был сделать вид, что так оно и есть– немного схитрить и заставить вас поверить в то, что я знаю все, о чем следует знать. Мы бы слегка пофехтовали. Вы бы открыли ваши карты. Но у меня не лежит сердце к такой игре.

– Мне известно, что вы пока еще мало знаете. Поэтому-то я и хотел встретиться с вами как можно скорее. Мне кажется, вы еще не стали полным мутантом, вы– куколка в теле обыкновенного человека. Кое-что в вас пока от обычного человека. Но вы все ближе и ближе подходите к полной мутации– сегодня вы больше мутант, чем вчера, а завтра вы станете им больше, чем сегодня. Но сегодня, в этой комнате, мы с вами можем разговаривать как человек с человеком.

– Мы всегда сможем так разговаривать.

– Нет, не всегда, – возразил Крофорд. – Если бы вы стали полным мутантом, я бы почувствовал в вас перемену. А в неравном положении какие переговоры? Я сомневался бы в справедливости своей логики. А вы смотрели бы на меня со снисхождением.

– Как раз перед вашим приходом, – сказал Виккерс, – я убеждал себя, что все это– игра воображения…

– Нет, это не игра воображения, Виккерс. У вас был волчок, помните?

– Волчка уже нет.

– Он есть.

– Он у вас?

– Нет, – ответил Крофорд. – Я не брал его. Я не знаю, где он, но он должен быть где-то в этой комнате. Я пришел раньше вас и сломал замок. Совершенно случайно, он был очень слабым.

– Неплохо, – обронил Виккерс, – весьма «милая» выходка.

– Согласен. Но когда дверь открылась, я позволил себе еще кое-что. Войдя в комнату и увидев волчок, я был весьма удивлен, я…

– Продолжайте, – сказал Виккерс.

– Дело в том, Виккерс, что, когда я был ребенком, у меня был очень похожий волчок. Это было очень давно. Я не видел волчков уже много лет, я взял его и запустил. Просто так. Хотя причина все же была. Мне захотелось вспомнить забытые мгновения детства. А волчок…

Он остановился и посмотрел на Виккерса, словно пытаясь разглядеть улыбку на его лице. Когда он заговорил снова, его голос звучал увереннее.

– Волчок исчез.

Виккерс промолчал.

– Что это было? – спросил Крофорд. – Что это был за волчок?

– Не знаю. Вы видели, как он исчез?

– Нет. Мне послышался шум в коридоре. Я выглянул. Когда я обернулся, его уже не было.

– Он не должен был исчезнуть, – сказал Виккерс. – Во всяком случае, пока вы не смотрели на него.

– Этот волчок имеет какой-то смысл? – настаивал Крофорд. – Вы покрасили его. Краска была еще сырой, а баночки стояли на столе. Вы не случайно делали все это. Виккерс, что это за волчок?

– Он служит для путешествия в сказочную страну, – ответил Виккерс.

– Вы говорите загадками.

Виккерс покачал головой.

– Я посетил ее однажды, когда был ребенком.

– Десять дней назад я бы сказал, что мы оба сошли с ума, вы– говоря это, а я– слушая вас. Сейчас я так уже не скажу.

– И все же мы, наверное, сошли с ума и превратились в пару идиотов.

– Мы не идиоты и не сумасшедшие, – сказал Крофорд. – Мы– два человека, которые с каждым часом становятся все более и более отличными друг от друга, но пока мы еще люди, и это– основа нашего взаимопонимания.

– Почему вы явились сюда, Крофорд? Не уверяйте, что только для беседы со мной. Вас терзает страх. Вы подслушиваете телефонные разговоры, пытаясь узнать, куда я скрылся. Вы вламываетесь в мою комнату и запускаете волчок. У вас были какие-то соображения, когда вы запускали волчок. Какие?

– Я пришел вас предупредить, – сказал Крофорд. – Хочу вам сказать, что люди, которых я представляю, находятся на грани отчаяния и ни перед чем не остановятся. Они никому не позволят занять их место.

– Даже если у них не останется выбора?

– У них есть выбор. Они будут сражаться теми средствами, которыми располагают.

– Неандертальцы с дубинками.

– Мы– Homo saрiens. Дубинка– против ваших стрел. Именно об этом я хотел поговорить. Почему бы нам с вами не попытаться отыскать решение? Должна найтись какая-то платформа для переговоров.

– Несколько дней назад, – сказал Виккерс, – мы беседовали в вашем кабинете. Описывая положение дел, вы сказали, что ничего не понимаете. Слушая вас, можно было подумать, что вы совершенно не представляете себе, как идут дела. Почему вы лгали мне?

Крофорд продолжал неподвижно сидеть, ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Мы исследовали вас с помощью аппаратуры, с помощью анализаторов. Мы хотели узнать, как много вам известно.

– И как много мне известно?

– Ничего не известно, – ответил Крофорд. – Мы выяснили, что вы – развивающийся мутант.

– Почему вы выбрали именно меня? – спросил Виккерс. – Кроме тех странностей, которые вы перечислили, ничто об этом не говорит. Я не знаю ни одного мутанта. Я не могу говорить от их имени. Если вы хотите договориться, найдите настоящего мутанта.

– Мы выбрали именно вас, – сказал Крофорд, – по очень простой причине. Вы единственный мутант, который оказался у нас в руках. Есть, правда, еще один, но тот знает меньше вашего.

– Но должны быть и другие мутанты.

– Конечно. Однако мы не можем их поймать.

– Вы говорите, как траппер, Крофорд.

– А я и есть траппер. Других можно схватить лишь в том случае, если они сами к вам явятся. Обычно они всегда отсутствуют.

– Отсутствуют?

– Они исчезают, – сердито разъяснил Крофорд. – Мы следим за ними и ждем. Мы пишем им и ждем. Их никогда нет. Они входят в дверь, но их нет в комнате. Мы часами ждем встречи с ними, а они оказываются совсем не там, куда вошли, а иногда даже в нескольких милях от того места.

– Но меня-то вы можете найти. Я не исчезаю.

– Пока…

– Может, я отсталый мутант?

– Нет, просто не совсем развившийся.

– Значит, вы с самого начала остановили на мне свой выбор? – спросил Виккерс. – Вы подозревали меня, хотя я сам еще ничего не знал?

Крофорд хихикнул.

– Виной всему ваши книги. В них было что-то особенное. Наш отдел психологии отметил это. Мы и других обнаружили тем же способом. Двух художников, одного архитектора, одного скульптора, одного или двух писателей. Не спрашивайте меня, как наши психологи это делают. Может, у них особый нюх. Не удивляйтесь, Виккерс. Когда вы представляете мировую промышленность, в вашем распоряжении такие фонды и резервы рабочей силы, такие мощные средства исследования, что вам по плечу решение любой задачи. Вы и не подозреваете, какую работу мы проделали, какие области затронули. Но этого оказалось мало. Мы терпели провал за провалом.

– Теперь вы хотите вступить в переговоры?

– Я хочу. Но не другие. Они не желают никаких переговоров. Они готовы драться за созданный ими мир.

«Да, так оно и есть», – подумал Виккерс.

Гортон Фландерс, сидя в качалке и рисуя огоньком сигареты замысловатые фигуры, говорил именно об этом и о мировой войне, которой что-то или кто-то не раз помешал разразиться.

– Их мир, – заметил Виккерс, – не столь уж хорош. Он построен на крови и нищете, в его фундаменте слишком много костей. Во всей его истории почти не найдется лет, свободных от насилия, организованного официального насилия в каком-нибудь уголке земного шара.

– Я знаю, о чем вы думаете, – сказал Крофорд, – вы думаете, что пора приступить к реорганизации.

– Примерно так.

– Ну, что ж, – согласился Крофорд. – Наметим основные линии этой реорганизации.

– Как я могу это сделать? У меня нет ни знаний, ни полномочий. Я сам не в состоянии вступить в контакт, а со мной никакие мутанты, если они существуют на самом деле, тоже никогда не пытались вступать в контакт.

– Однако приборы подтверждают существование мутантов, и вы– один из них.

– Почему вы так убеждены в этом? – спросил Виккерс.

– Вы не верите мне, – сказал Крофорд. – Вы считаете меня предателем. И думаете, будто заранее уверенный в поражении, я примчался к вам, размахивая белым флагом, чтобы доказать новому порядку, что я мирный человек, и заключить сепаратный мир, не заботясь о других. Быть может, тогда мутанты сохранят меня, хотя бы в качестве забавной игрушки.

– Если хотите знать правду, что бы вы не предприняли, все вы обречены.

– Ну, не совсем, – возразил Крофорд. – Мы можем бороться и в состоянии причинить немало осложнений.

– Чем? Вспомните, Крофорд, у вас есть только дубинки.

– У нас есть отчаяние.

– Дубинки и отчаяние? Так ли это много?

– У нас есть секретное оружие.

– Но ведь оно есть не только у вас.

Крофорд кивнул.

– Да, оно не так уж всемогуще. Поэтому я и нахожусь здесь.

– Я вступлю с вами в контакт, – сказал Виккерс. – Обещаю. Это самое большое, что я могу сделать. Тогда и, если я сочту, что вы правы, я вступлю с вами в контакт.

Крофорд с трудом поднялся со стула.

– Сделайте это как можно скорее, – сказал он. – Время не терпит. Я не могу долго сдерживать их.

– Вы боитесь, – сказал Виккерс. – Страх сидит в вас, как и в день нашей первой встречи.

– Действительно, я живу в постоянном страхе. Тем более что с каждым днем дела обстоят все хуже.

– Два напуганных человека, – сказал Виккерс. – Два десятилетних мальчугана, бегущих во тьме.

– И вы тоже?

– Конечно. Разве вы не видите. Я весь дрожу.

– Нет, не вижу. В какой-то мере, Виккерс, вы самый хладнокровный человек из всех, кого я встречал.

– Да, вот, – вспомнил Виккерс. – Вы говорили еще об одном мутанте, которого могли схватить.

– Говорил.

– Конечно, вы мне не скажете, кто он?

– Не скажу, – подтвердил Крофорд.

– Я так и думал.

Ковер словно заколыхался, и в комнате вдруг снова появился волчок. С тихим гудением он медленно вращался вокруг оси, так что было видно, как неровно он разрисован. Волчок вернулся.

Они стояли и смотрели, пока он окончательно не замер на полу.

– Он был там, – сказал Крофорд.

– И вернулся, – добавил Виккерс.

Крофорд закрыл за собой дверь, и Виккерс остался в холодной, залитой резким светом комнате с неподвижным волчком на полу, прислушиваясь к удаляющимся шагам Крофорда.

Полный текст произведения: Либра.ру

 

 

Попытки оживить мертвого осла – "крымский консенсус" выдачей российских паспортов непризнанным республикам Донбасса, с максимальным пиаром этого события в СМИ, выдающегося ими как величайшее достижение режима, но не вызывающего у народа отклика, представляет собой жалкое зрелище. Так и подмывает констатировать – "поздно пить боржоми господа, когда почки отказали". 

Жизнь большинства людей напоминает день сурка. Ранний подъем, стояние в пробках, восемь часов офисного рабства с перерывом на обед, снова пробки, вечера с пивом и телевизором или Интернетом, пьяная пятница, по выходным поход с семьей и детьми в торгово-развлекательный центр... Череда праздников из года в год, зимние каникулы, 14 и 23 февраля, 8 марта, майский отдых, День Победы, лето, отпуск, дни рождения, Новый год и все по новой. 

 

Чем мы занимались последние недели? Правильно- следили за выборами президента Украины. Кто с издевательской усмешкой. Но большинство с завистью. 

Впрочем, Украина уже пять лет является основным российским дискурсом. Россия растворилась в Украине, забыв о своих проблемах. Российское государство будто потеряло самое себя, перепутав свою национальную идентичность и географические границы. 

О чем же говорит тот факт, что мы который год живем Украиной, пишем о ней, спорим о ней, проклинаем ее, ревнуем ее, объясняем ее? 

Этот факт говорит о нас многое. Говорит о том, что у России нет идеи консолидации. О том, что враждебность к украинцам стала инструментом легитимации власти. Говорит о трусливости нашей элиты, которая хотела бы бросить вызов Америке, но опасаясь последствий, предпочитает колотить «украинскую грушу». 

Наша фиксация на Украине кричит о наших комплексах и неспособности выбраться из заржавевшей державной посудины. Сделав Украину внутренним (причем, ключевым!) вопросом российской политики, мы признаем, что не смогли найти собственные стимулы развития и единения.

Россия оказалась не готова к бегству Украины. Теперь приходится заделывать пробоину, сделанную украинцами в российской государственной машине и зализывать раны нашего самолюбия и гордыни.

Украина, вырвавшаяся из российских объятий, продолжает быть российской фантомной болью. Если ты лишаешься конечности, ты начинаешь хромать. Именно это происходит с российской державой, потерявшей одно из подтверждений своей державности.

Российская власть изощряется в придумывании, как отомстить беглецам. Выдадим российские паспорта Донбассу! Но, видно, предупреждение не напугало упрямых украинцев. И вот Кремль придумал сделать больнее, запретив экспорт в Украину российской нефти, нефтепродуктов и угля. Но российская попытка придушить, скорее всего, заставит украинцев подтвердить свой выбор - прочь от России! 

В России сформировался класс политиков и экспертов, профессией которых является злорадствовать по поводу Украины. Даже либерально мыслящие люди говорят об Украине со снисходительностью, пытаясь советовать украинцам, что тем нужно делать. При этом они не готовы предложить, что нужно делать России. 

А что говорят у нас об Украине? Это взрыв мозга. Самое комичное, это когда российские наблюдатели видят в Украине отражение собственной реальности: «манипулятивная демократия»; «полный провал правящей элиты». Дебаты между Порошенко и Зеленским - дурацкое шоу и клоунада, позор и признак разрушения государства! Понятно, что для рабской ментальности невозможно себе представить, как кто-либо может бросить вызов лидеру, а лидер будет с ним спорить на равных! Ужас- ужас!

Поражение Порошенко кремлевские толкователи описывают, как системный провал. Они не могут принять, что уход одного лидера и приход другого в результате выборов говорит о жизнеспособности системы: украинцы завоевали право выбирать лидеров; у них есть право делать ошибки и их исправлять опять-таки через выборы. 

У нас даже серьёзные эксперты ноют по поводу слабостей украинской парламентско- президентской системы. Им непонятно, как это украинцы живут при отсутствии жесткой «вертикали», указывающей им, как жить. А украинцам невдомек, как это мы продолжаем терпеть «вертикаль», диктующую, как нам жить.

Украинский проект провалился, утверждают российские эксперты. Украина увязла и ей некуда двигаться в ситуации кризиса Европейского союза. Но во-первых, несмотря на все проблемы, в Украине экономический рост ( в 2018 рост ВВП в Украине достиг 2.5%, а рост национального производства -3.6% ). А каково, скажите, состояние экономики в России? Это государственная тайна, если иметь в виду манипуляции Росстата. 

Во-вторых, кризис европейского сообщества отражает его поиск новых форм жизни. В любом случае Европа понимает, что ее безопасность требует инкорпорировать Украину, а не оставлять ее в мертвой зоне в качестве несостоявшегося государства и источника напряженности с Россией. 

Украина- это мировая периферия, убеждают нас российские доброхоты. Хм… Но именно эта «периферия» вызвала конфронтацию Запада с Россией. И без обеспечения устойчивости украинского государства нечего и думать о нормализации их отношений. Поможем Украине преодолеть кризис, не унимаются наши доброжелатели. А не лучше ли помочь себе и, наконец, избавиться от зацикленности на Украине?

У них бал правят олигархи, не унимаются пикейные жилеты. Да, олигархическая возня - это украинская проблема. Но ведь некоторым из тамошних олигархов ( например, Коломойскому) украинцы, возможно, поставят памятник за национальную ориентацию. А какую память оставят о себе российские олигархи?

Российская тусовка гадает, каким президентом станет Владимир Зеленский. Каким бы он ни стал, он будет защищать украинские национальные интересы. Иначе новый Майдан решит его участь. Причем, Зеленский не будет единственным центром власти в Украине, которая сумела создать систему противовесов. Возможно, важнее будет новое соотношение сил в Раде и кто станет новым премьером. Это непонятная для нас реальность. Мы, привыкшие к единовластию, теряемся, когда видим множество противоборствующих сил, считая это хаосом.

Любопытно, что несмотря на войну и жертвы, украинцы начинают лучше относиться к России: в 2018 г 48% украинских респондентов относились к России хорошо (хорошо относились к Украине 33% россиян). Не потому, что украинцы вдруг почувствовали к России симпатии. А потому, что Россия перестала для них быть основной проблемой. Они хотят забыть о нас и думать о своей достойной жизни. Без нас!

Конечно, быть отвергнутой державой обидно. Встречать равнодушие еще обиднее. Но если Россия хочет вернуть себе достоинство и видение будущего, придется переболеть Украиной и заняться своими делами.

 

Лилия Шевцова

 

Этот небольшой рассказ написан в далёком от нас 1963 году, между делом. Попутно с очередными главами "Понедельника". И первоначально получил название "Трудно быть богом". Но потом это заглавие досталось большому  роману, а сам рассказик так и лежал в столе аж до 80-х гг.

Действительно, в нём нет ничего такого, что можно считать выдающейся фантазией, какой-то новизной, ломкой стереотипов... да ничего такого нет. Так, он больше напоминает набросок к тому, более позднему и значительному произведению, получившему имя этого рассказа. 
Но...
Читатели, которые пристрастны к фантастике АБС, стали замечать, что многое из описанного в романах братьев со временем сбывается.

Действительно, трудно быть богом, если ты - лишь мелкий человечек с такой же мелкой, пакостной душонкой... И от неизбежного конца, созданного расчётливо-бездумно тобой, самим,  не спасает даже царский статус: весь мир разворачивается против тебя, и нет нигде убежища и защиты: только неизбежная смерть от рук тех, кого ты только что считал своими верными подданными. 
Но они - подобие тебя самого, они созданы тобой, пока ты считал себя богом...
В действительности, таким людям богами быть просто невозможно. 
Потому, что они, на самом деле - даже не люди.

◊◊◊

Царь сидел голый. Как нищий дурак на базаре, он сидел, втянув синие пупырчатые ноги, прислонясь спиной к холодной стене. Он дрожал, не открывая глаз, и все время прислушивался, но было тихо.

В полночь он проснулся от кошмара и сразу же понял, что ему конец. Кто-то хрипел и бился под дверью спальни, слышались шаги, позвякивание железа и пьяное бормотание дядюшки Бата, его высочества: «А ну, пусти… А ну, дай я… Да ломай ее, стерву, чего там…» Мокрый от ледяного пота, он бесшумно скатился с постели, нырнул в потайной шкаф и, не помня себя, побежал по подземному коридору. Под босыми ногами хлюпало, шарахались крысы, но тогда он ничего не замечал и только сейчас, сидя у стены, вспомнил все: и темноту, и осклизлые стены, и боль от удара головой об окованные двери храма, и свой невыносимо высокий визг.

Сюда им не войти, подумал он. Сюда никому не войти. Только если царь прикажет. А царь-то не прикажет… Он истерически хихикнул. Нет уж, царь не прикажет! Он осторожно разжмурился и увидел свои синие безволосые ноги с ободранными коленками. Жив еще, подумал он. И буду жив, потому что сюда им не войти.

Все в храме было синеватое от холодного света лампад — длинных светящихся трубок, протянутых под потолком. Посередине стоял на возвышении Бог, большой, тяжелый, с блестящими мертвыми глазами. Царь долго и тупо смотрел, пока Бога не заслонил вдруг плюгавый служка, совсем еще сопляк. Раскрыв рот и почесываясь, он стоял и глазел на голого царя. Царь снова прикрыл глаза. Сволочь, подумал он, гаденыш вшивый, скрутить ублюдка — и собакам, чтобы жрали… Он сообразил, что не запомнил хама как следует, но служки уже не было. Сопливый такой, хлипкий… Ладно, вспомним. Все вспомним, дядюшка Бат, ваше высочество. При отце небось сидел в уголке, пил себе потихоньку да помалкивал, на глаза боялся попасть, знал, что царь Простяга подлого предательства твоего не забыл…

Велик был отец, с привычной завистью подумал царь. Будешь великим, если у тебя в советниках ангелы Божьи во плоти. Все знают, все их видели: лики страшные, белые как молоко, а одежды такие, что не поймешь, голые они или как… И стрелы у них были огненные, как бы молнии, кочевников отгоняли этими стрелами, и хотя метали в небо, половина орды покалечилась со страху. Дядюшка Бат, его высочество, шептал как-то, пьяно отрыгивая, что стрелы те метать может каждый, нужны лишь особые пращи, которые у ангелов есть и которые у них хорошо бы взять. А он еще тогда сказал — тоже был пьяный, — что раз хорошо взять, то и надо взять, чего там… И вскоре после этого застольного разговора один ангел упал со стены в ров, поскользнулся, наверное. Рядом с ним во рву нашли дядюшкиного телохранителя с дротиком между лопаток. Темное это было дело, темное… Хорошо, что народ ангелов никогда не жаловал, страшно было на них глядеть, хотя и не понять, почему страшно, — ангелы были люди приветливые, веселые. Вот только глаза у них были страшные. Маленькие, блестящие, и все бегают да бегают… нечеловеческие глаза, немирные. Так народ и промолчал, хотя и дал ему отец, царь Простяга, такую волю, что вспомнить стыдно… и то сказать, отец до Переворота, говорят, шорником был. За такие разговоры я потом самолично глаза вырывал и в уши зашивал. Но помню, сядет он, бывало, под вечер на пороге Хрустальной Башни, примется кожу кроить — смотреть приятно. А я рядом примощусь, прижмусь к его боку, тепло, уютно… Из комнат ангелы поют, тихо так, слаженно, отец им подтягивает — он их речь знал, — а вокруг просторно, никого нет… не то что сейчас, стражников на каждом углу понатыкано, а толку никакого…

Царь горестно всхлипнул. Да, отец хороший был, только слишком долго не помирал. Нельзя же так при живом сыне… Сын ведь тоже царь, сыну тоже хочется… А Простяга все не стареет, мне уже за пятьдесят перевалило, а он все на вид моложе меня… Ангелы, видно, за него Бога просили… За него просили, а за себя забыли. Второго, говорят, прижали в отцовской комнате, в руках у него было по праще, но биться он не стал, перед смертью, говорят, кинул обе пращи за окно, лопнули они синим огнем, и пыли не осталось… Жалко было пращей… А Простяга, говорят, плакал и упился тогда до полусмерти — первый раз за свое царствование — искал все меня, рассказывают, любил меня, верил…

Царь подтянул колени к подбородку, обхватил ноги руками. Ну и что ж, что верил? Меру надо было знать, отречься, как другие делают… да и не знаю я ничего, и знать не желаю. Был только разговор с дядюшкой, с его высочеством. «Не стареет, — говорит, — Простяга». — «Да, — говорю, — а что поделаешь, ангелы за него просили». Дядюшка тогда осклабился, сволочь, и шепчет: «Ангелы, — говорит, — нынче песенки уже не здесь поют». А я возьми и ляпни: «Уж это верно, и на них управа нашлась, не только на человеков». Дядюшка посмотрел на меня трезво и сразу ушел… Я ведь ничего такого и не сказал… Простые слова, без умысла… А через неделю помер Простяга от сердечного удара. Ну и что? И пора ему было. Казался только молодым, а на самом деле за сто перешел. Все помрем…

Царь встрепенулся и, прикрываясь, неловко поднялся на корточки. В храм вошел верховный жрец Агар, служки вели его под руки. На царя он не взглянул, приблизился к Богу и склонился перед возвышением, длинный, горбатый, с грязно-белыми волосами до пояса. Царь злорадно подумал: «Конец тебе, ваше высочество, не успел, я тебе не Простяга, нынче же свои кишки жрать будешь, пьяная сволочь…» Агар проговорил густым голосом:

— Бог! Царь хочет говорить с тобой! Прости его и выслушай!

Стало тихо, никто не смел вздохнуть. Царь соображал: когда случился великий потоп и лопнула земля, Простяга просил Бога помочь, и Бог явился с неба комом огня в тот же вечер, и в ту же ночь земля закрылась, и не стало потопа. Значит, и сегодня так будет. Не успел дядюшка, ваше высочество, не успел! Никто тебе теперь не поможет…

Агар выпрямился. Служки, поддерживавшие его, отскочили и повернулись к Богу спиной, пряча головы руками. Царь увидел, как Агар протянул сложенные ладони и положил на грудь Бога. У Бога тотчас загорелись глаза. От страха царь стукнул зубами: глаза были большие и разные — один ядовито-зеленый, другой белый, яркий, как свет. Было слышно, как Бог задышал, тяжело, с потрескиванием, словно чахоточный. Агар попятился.

— Говори, — прошептал он. Ему, видно, тоже было не по себе.

Царь опустился на четвереньки и пополз к возвышению. Он не знал, что делать и как поступать. И он не знал, с чего начинать и говорить ли всю правду. Бог тяжело дышал, похрипывая грудью, а потом вдруг затянул тихонько и тоненько — жутко.

 

Чайлдфри это люди, которые не хотят, чтобы у них были дети, и принимают для этого все меры, не отказываясь от сексуальной жизни. О чайлдфри заговорили в 1970-е годы, большое исследование этого феномена провела канадский социолог Джин Виверс. В 1980 году она выпустила книгу Childless by Choice («Бездетные по собственному выбору»).

 

Почему люди не заводят детей

Бездетных можно разделить на три группы. Первые — те, у кого не было постоянного партнера, а растить детей в одиночестве они не согласны. Вторые — люди, которые не могут иметь детей по связанным со здоровьем причинам. Третья группа, так называемые чайлдфри, — люди, у которых был или есть половой партнер, но они никогда не пытались завести детей.

В 2000-е годы Дилан Нил и Хизер Джоши выделили в своих работах два типа чайлдфри: «волнообразные отказники» и «постоянные откладыватели».

«Волнообразные отказники» — люди, у которых то возникает, то пропадает желание иметь детей. Они не могут завести ребенка осознанно, а надежная контрацепция предотвращает случайности. «Постоянные откладыватели» согласны иметь детей, но не сейчас. Такие люди тянут время, пока не понимают, что точно не хотят детей или уже физически не могут их завести.

Среди представителей чайлдфри больше атеистов, людей, которые живут «здесь и сейчас». Они не верят в потусторонние вещи, в нормы, социальные ценности. Это часто единственные дети в семье или старшие дети из больших семей, которые были вынуждены ухаживать за младшими братьями и сестрами и «проиграли» еще в детстве все свои родительские интенции.

 

Реджекторы и аффексьонадо

Джин Виверс выделила два типа чайлдфри: реджекторов и аффексьонадо. Реджекторы — те, кто испытывает отвращение к беременности, грудному вскармливанию, маленьким детям. Их немного, но они есть и, наверное, всегда были. Непонятно, могли ли они преодолеть свое отвращение в исторические времена: тогда была высокая детская смертность, из-за чего у многих в результате не было детей, а в случае с реджекторами это могло быть намеренное детоубийство, но об этом мы можем только строить гипотезы.

Аффексьонадо — люди, которых привлекает бездетный образ жизни. Они не испытывают отвращения к детям, но им не хочется ухаживать за ними, заниматься их образованием, а потом отпускать во взрослую жизнь и ничего не получать в качестве вознаграждения за это. В современном мире становится все меньше рациональных оснований, чтобы заводить детей.

 

Чайлдфри навсегда?

В Австралии в 1980–1990-х годах проводили лонгитюдное исследование, в котором респондентам дважды задавали вопрос «Хотите ли вы иметь детей?». Первый раз опрос провели, когда респондентам было около 20 лет, повторно — когда они были в возрасте примерно 30 лет.

Сравнивали результаты по нескольким параметрам. Во-первых, есть ли у них дети, а во-вторых, как изменились их представления о желательности рождения у них детей. Исследователи обнаружили, что среди чайлдфри появилось определенное количество тех, кто сказал: «Теперь я хочу иметь детей». Это не обязательно коррелировало с тем, что к этому моменту у них появились дети. С другой стороны, небольшая часть тех, кто в 20 лет хотел завести детей, в старшем возрасте изменили свое решение.

Репродуктивные установки создаются не только в детстве, они могут меняться в течение жизни. И люди, у которых нет цели обязательно иметь или не иметь детей, подвергаются различным социальным воздействиям.

 

Ловушка низкой фертильности

Люди, у которых нет сильных «инстинктов» или определенного сформированного стремления иметь или не иметь детей, могут поддаваться влиянию социума: поведению окружения, пропаганде со стороны религии и телевизора. Все это может воздействовать на выстраивание отношения к браку и детям. Если человек растет в социальной среде, где все семьи многодетные, то ему или ей будет казаться, что это нормальное решение — заводить большую семью. Если человек — единственный ребенок в семье, а среди знакомых много бездетных или откладывающих деторождение, то одним из вариантов нормы будет считаться отсутствие детей.

Существует концепция Вольфганга Лутца, которая называется ловушкой низкой фертильности. Ее суть, в частности, в том, что описано выше: эта гипотеза показывает, что чем меньше детей в окружении людей, тем меньше детей будет рождаться и в дальнейшем.

 

Мужчины-чайлдфри и женщины-чайлдфри

В некоторых культурах считают, что материнство — это главная сторона жизни женщины. В России до начала 1990-х также считали, что каждая женщина должна иметь хотя бы одного ребенка. С появлением интернета, чтобы обосновать свое нежелание заводить детей в условиях настолько сильной культурной нормы, женщины должны были формировать философию, вступать в интернет-сообщества. То есть для российских женщин-чайлдфри это было связано с сопротивлением общественным нормам.

Мужчине в России уже тогда, а тем более сейчас просто необязательно об этом говорить, он в меньшей степени строит свою идентичность вокруг детей. Есть культуры, где это важно и для мужчины, — возможно, в Африке нужно быть отцом, чтобы чувствовать себя настоящим мужчиной. Или при проблемах в половой сфере дети становятся доказательством мужественности.

Среди бездетных мужчин больше тех, у кого невысокий доход и низкий уровень образования. Решение мужчины завести детей тесно связано с пониманием, сможет ли (и захочет ли) он обеспечивать их финансово. С другой стороны, у мужчин с высоким доходом сравнительно чаще бывает много детей от разных женщин.

У женщины, посвятившей жизнь карьере, нет возможности тратить много времени на заботу о ребенке. Либо женщина с самого начала делает выбор не заводить детей, либо просто не успевает отвлечься на это в течение жизни.

Мужчины и женщины принимают решение заводить или не заводить детей по разным причинам. Женщины рассуждают о количестве времени, которое они потратят, чтобы заниматься ребенком, а потом не получить ничего, кроме радости от выращивания нового человека. Мужчины больше думают о том, что наличие детей заставит их больше работать и зарабатывать, при этом меньше тратить лично на себя.

 

Региональные отличия чайлдфри

В исторической демографии существует термин, связанный с географией брачности, — линия Хаджнала (этот термин возник в XIX веке). Линию Хаджнала условно проводят по Европе: от Финляндии до итальянского Триеста через Санкт-Петербург. К востоку от этой линии обязательный брак и дети считались нормой.

На западе от линии Хаджнала мужчины и женщины вступали в брак позже: считалось, что сначала нужно обеспечить себе хорошее имущественное положение. Те, кто был беден, вообще отказывались от брака, и это до некоторой степени снижало рождаемость.

Но в наше время чайлдфри в Европе есть везде, постепенно они появляются и в более «традиционных» частях общества, например в Арабских Эмиратах, но это современная, не очень традиционная исламская страна. В государствах, где нарастает фундаментализм, об этом говорить сложнее. В православной среде практически невозможно быть откровенным чайлдфри, но есть способы жить без детей и не быть осуждаемым за это обществом — можно уйти в монастырь. Религиозный фундаментализм совершенно не способствует чайлдфри в современном понимании, но можно что-то придумать на уровне индивидуальных стратегий.

В африканских странах южнее Сахары самая высокая рождаемость, там только начался первый демографический переход. Есть несколько стран, где рождаемость только начала снижаться с семи детей на одну женщину в среднем, но говорить о существовании настоящих чайлдфри пока сложно. У меня есть африканские студенты, которые удивляются и говорят, что быть чайлдфри эгоистично. То есть в африканских странах установка обязательно иметь детей существует даже в образованных слоях населения.

 

Влияние чайлдфри на экономику, демографию и политику

С точки зрения экономики чайлдфри могут по-настоящему посвятить себя работе. Женщины при этом, не отвлекаясь, строят карьеру. Мужчины-чайлдфри, которые не должны содержать семью, могут выбирать более интересные, а не высокооплачиваемые профессии. С другой стороны, люди, вынужденные зарабатывать, чтобы обеспечивать детей, работают интенсивнее. Они не могут позволить себе отдых, иначе им не на что будет кормить детей.

Некоторые считают, что при высокой распространенности чайлдфри на планете будет слишком мало населения. Но это необязательно так: в некоторых развитых странах рождаемость выше, чем у нас. Но там это действительно выбор: кто-то не рожает совсем, а кто-то заводит по три-четыре ребенка. Долгое время у российских женщин в среднем было примерно по полтора ребенка на каждую, притом что рожали почти все, но рождаемость все равно была ниже, чем в некоторых из стран, где такой выбор считается закономерным.

В аграрном обществе людям выгодно было иметь детей: чем их больше, тем больше земли можно обработать и получить больше ресурсов. В индустриальном обществе дети стали расходной частью бюджета: за ними нужно было ухаживать, а денег они не приносили. Конечно, в начальную индустриальную эпоху дети работали на фабриках — их можно было отправлять на работу чуть ли не с 7 лет. Но это не очень здоровая ситуация: на фабриках дети портили здоровье и часто не доживали до взрослого состояния. Вскоре детский труд на фабриках стали запрещать, и большие семьи стали проблематичными. Постепенно рождаемость снизилась.

Увеличение количества чайлдфри, с моей точки зрения, показывает, что в стране есть серьезные проблемы, из-за которых женщины не стремятся заводить детей. Это должно обратить внимание политиков на условия, в которых находится общество. И если действительно нужен прирост населения, то следует принимать экономические и социально-политические меры, чтобы улучшить жизнь семей. Исторические примеры показывают, что все меры социальной политики предпринимались, когда рождаемость становилась ниже уровня простого воспроизводства. Таким образом, существование чайлдфри может привести к полезным изменениям в том числе для семей с детьми.

 

Современные исследования феномена чайлдфри

Последние исследования связаны с изучением факторов, которые влияют на рост бездетности. Нужно понять, связано ли это с недостаточным количеством партнеров или с индивидуализмом, с тем, что люди менее охотно вступают в брачные союзы. Есть гипотеза, что на рост бездетности влияет увеличение количества разводов. С одной стороны, люди не успевают завести ребенка в браке, с другой стороны, пары не решаются заводить детей, осознавая, что впоследствии их, возможно, придется растить в одиночку.

Чайлдфри — это поведение, которое сегодня распространяется и на людей с более низким образованием, с невысоким уровнем дохода. В Норвегии работающая женщина с более высоким социальным статусом имеет даже больше детей, чем те, у кого меньше ресурсов. В связи с этим нужно понять, как семейная политика влияет на желание завести ребенка.

 

postnauka.ru

 

 

Овощные перделки постоянно твердят, что модель государственного устройства РФ такая же как во всём капиталистическом мире. И что это вполне себе справедливо, когда 3% самых лучших, успешных и гениальных владеют практически всем национальным богатством страны. Дескать, всем остальным надо смириться и довольствоваться тем, что осталось и усиленно радоваться существующему строю, а то ведь и этого счастья стабильности можно запросто лишиться.

 

Плюс среди овощных весьма высок процент продажной и ссученной сволоты, которая красивые слова о любви к Родине и лично президенту РФ, научилась монетизировать в звонкую монету. И для этого ей не надо в угольный разрез, к станку, в поле или в дозор. Знай себе бубни лживую ересь и призывай закручивать гайки ещё туже. Таких в РФ много. Начиная от Государственной дума и заканчивая ряжеными казаками. Но если провести эксперимент и отправить всю эту ораву на Луну, под руководством мистера Рогозина (конечно вместе с ним), то в жизни России ничего к худшему не изменится.

Вот какая польза от Соловьёва или Киселёва? Агрессивно засорять медийное пространство информационным мусором? Если бы они это делали за свой или спонсорский счёт, то тогда ладно, пускай трещат. Но почему вся эта бесполезная шобла кормится из бюджета? Понятно, что лишь для того, чтобы создавать и поддерживать миф о справедливости путинизма и о гениальности незаменимого Владимира Владимировича. Никакой другой пользы для общества от них нет. Впрочем как и настоящего патриотизма, и той самой любви к Отчизне.

Есть конечно слабовольные и оболваненные, которые истово верят, что это именно Путин, а не их личный труд и природные богатства России преобразили окружающую жизнь. Тем более страшные семейные воспоминания о тараканах на кухне, редком куске настоящего мяса, пожелтевших унитазах, газетах вместо туалетной бумаги, единственном парадном костюме с засаленными лацканами и панической растерянности в 90-ые, передаются из поколения в поколение и вызывают ужас на подсознательном уровне даже среди новых поколений. И поэтому взгляд на сегодняшние километровые полки со жратвой/барахлом успокаивает и убаюкивает: "Не дёргайся, ты живёшь лучше, чем никогда! Это ли не истинное счастье?" Для многих может быть. Но для людей разумных конечно нет. Измерять уровень достойного проживания исключительно по наполнения желудка и шкафов могут только животные в стойле/хлеву/зоопарке. Ну или в нашем случае, овощные перделки путинизма.

Ну и казалось бы, хрен с ними. Вот только один вопрос: а при чём тут Путин? Разве это он наполнил прилавки едой и шмотьём? Разве Путин напихал в недра России нефть, газ и прочие вкусняшки? Может это он каждый день копает, строит, чистит, блистит, учит, ездит, летает, охраняет, спасает, лечит? Или как избранный руководитель ООО "Россия" он качественно руководит и проводит ответственную кадровую политику? Так внутри РФ Путина просто нет. Внутренние дела его интересуют гораздо меньше, чем гарцевание перед американскими президентами и попыток изменения существующего миропорядка. Понятно, что страна у нас большая и что руководить ей тяжело. Но извините, дядя сидит на посту уже двадцать лет...Двадцать, двадцать..Давайте без фантазий о Медведеве.. Так вот за двадцать лет её можно было пешком по периметру пройти. Было бы желание. А летать со стрекозами или консервные банки тягать из пруда это не работа. Это бесполезная трата рабочего времени и дымовая завеса, призванная скрыть непрофессионализм и профнепригодность. Ведь даже в контексте любимой фразы президента "своих не бросаем", многие из его личных выдвиженцев оказались жуликами и проходимцами, которых пришлось поменять на свеженьких. Правда зачастую тоже жуликов.

Тема воровста и коррупция при путинизме она вообще уникальна. Это практически классика из серии: казнить нельзя помиловать. Очень трудно поставить запятую, когда на тотальной коррупции держится весь этот выдуманный строй, который несомненно никаким капитализмом никак не является. Нужно очень тонко лавировать среди дружественного жулья и коррупционеров, чтобы из их числа выудить правильную сакральную жертву, которую иногда необходимо бросать в жерло вулкана народного гнева. Если только овощные перделки можно назвать народом)

Но это всё разовые, показательные акции, которые хоть и проходят под бой барабанов, вспышки фотокамер и крики проплаченной тусовки пропагондонов, ни на что не влияют. Никакой чёткой, твёрдой и целенаправленной установки на борьбу с коррупцией при путинизме нет и не было. Потому как путинизм это и есть коррупция в чистом виде. Его фабула, смысл, основной и единственный ингридиент. Наркотик алчности 100% -ной очистки. Именно она мешает развиваться нашей стране и повышать благосостояние жителей гораздо сильнее, чем санкции и весь мировой империализм вместе взятые. И поэтому, несмотря на верещание овощных перделок, что коррупция она во всём мире непобедима и везде присутствует, именно это преступление заслуживает высшей меры наказания. Да-да, смертной казни. Как бы это не по- христиански/не по-демократически/ и т.д. не звучало. Насрать. Если есть хроническая болезнь, то её надо лечить, а не забалтывать. И лечить хирургически. Даже если, по примеру Китая, такой показательный способ проблему не искоренит, то весьма сильно охладит пыл тех многочисленных  молодчиков из вертикальной запутинской поросли, которая по стопам своих засидевшихся на должностях предков, рвутся во власть не ради государственных интересов, а ради своих сладких приключений в Монако.Так что, сука, всех этих тоже на Луну.

Что касается международного аспекта деятельности господина Путина, так он его просто похерил. Перевёл грамотную международную политику Великой страны в разряд разговоров бабок у подъезда: "Ишь ты какой! Футы-нуты. Внешний вид ему наш не нравится! Не спасибо вам, не пожалуйста. Наверное гордый шибко, чтобы с нами здороваться. Ну мы ему ещё насрём на коврике. Будет знать кто в нашем доме главный!" Вот так, год за годом и насрал абсолютно всем. Для чего? А хер его знает! Может просто самоуверенный, может головокружение от личных финансовых успехов. Но скорее всего пресытился нескончаемыми богатствами, вот и потянуло на сладенькое, на банку с неоимперским вареньем, которую под шапкой Мономаха в Алмазном фонде прятал. Слопал баночку, шапку царскую напялил и давай зелёных человеков/хакеров/наёмников пригожинских/ихтамнетов вместе с Петровым да Башировым  по карте мира гонять, играя в, так полюбившиеся со времён КГБ, шпионские игры.

А ведь, если подумать, то в реальности В.В.Путин ничего за свою жизнь фундаментального, значимого и осязаемого на свет не родил. Сидел на государственной шее всю свою жизнь. Ел, пил, обещал, болтал, шутил, брал, врал. И всё за государственный счёт. Так что кроме парочки пошлых фраз и необъяснимой, магической любви обожателей в гроб положить будет нечего. Тем более деньги на том свете никому не нужны. И хотя овощные перделки скандируют, что Путин это и есть Россия, что без него им жизнь не мила и в случае его кончины Солнце над 1/9 суши померкнет навек, я готов поспорить с любым из них, что всё это враньё. И что Россия запросто проживёт без Путина, впрочем как и без каждого из нас. Россия такая могучая страна, которая способна дать миру нечто большее, чем только угрозу ядерной войны и неоимперские закидоны. Да только от её размеров на карте мира хочется встать по стойке смирно!

А вот при виде Путина хочется непроизвольно улыбнуться. Особенно в контексте информации о том, что на мероприятиях охрана запрещает фотографировать Путина рядом с рослыми людьми. Знаю одного такого, который иногда играет в "ночной хоккейной лиге". Он вполне себе лояльный режиму чиновник, но сфотографироваться в группе с президентам ему так и не дали. Много раз. Это очень ярко характеризует человека, который так и не научился адекватно справляться со своими личными комплексами, даже будучи столько лет президентом России. И при этом он пытается учить Землю как ей правильно вращаться вокруг Солнца.

Ну а то что касается 1000-летней истории России, то каждому..эээ...овощу.. своё время. Нельзя взять и механически перенести что-то отдельно-сегодняшнее во вчерашний день. Еду, барахло или уровень смертности населения. Оценочная шкала может должна быть адекватной только целиком, по многим факторам и категориям, как и положение живущих в конкретное время людей. Но абсолютно точно, что именно последние двадцать лет фактического топтания на месте и усиленного размазывание неоимперского дерьма по соседним (и не очень) странам, не идут ни в какое сравнение с прогрессом, который можно наблюдать в странах, которые в 1999 году имели несравненно худшие стартовые позиции, чем РФ. И никак не могли похвастаться теми природными ресурсами, которыми так богаты недра нашей страны.Те, кто путешествуют по миру, видят этот прогресс, который никак не связан с фамилией Путин.

Как же нужно ненавидеть себя и свою страну, чтобы верить в то, что лишь наличие на посту невзрачного и не вполне честного человека, с усечёнными и весьма средними, по стандартам современного мира, знаниями, способно гарантировать качественную и максимально комфортную жизнь населения, соизмеримую с количеством природных богатств в её недрах? И как нужно было постараться пропаганде, чтобы убедить овощное большинство, что никому из 146 000 000 (кроме 3% самых лучших) нельзя доверять власть, поскольку все мы люди ненадёжные, потенциальные предатели, жулики и неумехи? Но ведь это не так. Даже большинство овощных перделок воспитывают своих детей правильно. Не врать, не воровать, уважать старших и страну своего проживания. Но потом ..бац... на каком-то этапе ответственное отношение к своей личной жизни и будущему России отключается! И включается функция неуверенного блеяния, хаотического поиска виновников всех бед, неоимперского зуда и бездумного поклонения путинизму. Ах да....Стокгольмский синдром, ети его в качель.... Ну или генераторы оболванивания...Или любая другая малоизученная хрень. Иначе очень трудно объяснить, как миллионы, с виду разумных людей, которые всё-таки понимают, что жизнь в России может быть гораздо лучше и справедливей, чем нашёптывают миссии путинизма, продолжают из года в год заниматься ритуальным идолопоклонничеством?

Хотя, если почитать "Чипполино", то и овощные перделки в конце концов имеют шанс превратиться в разумных) А может они просто тщательно скрывают свой разум, чтобы в момент, казалось бы фатального отупения, сказать своё решительное ЗА@БАЛО! ? Хочеться в это верить! Может поэтому Россия и смогла просуществовать (пускай и с серьёзными изменениями) 1000 лет? И просуществует ещё столько же, если каждый из нас будет верить в себя и в Россию больше, чем в миф о незаменимом человечке и его гениальных друзьях! 

partizan69_balt 

 

У вас когда-нибудь возникало ощущение, что реальность – это не то, что мы думаем? Что ничто не является тем, чем кажется?

About Orthodox Bolshevism