Две истории из моего рода.
История отдельных людей зачастую разительно отличается от истории государств, которую делали как раз эти, простые люди. И на парадах по случаю очередной годовщины Победы мы видим гордость и славу Родины, но при этом, не можем себе даже представить, как создавал народ эту гордость и эту славу.
Нельзя объять необъятное. Нельзя человеку прочувствовать и пропустить через себя переживания и память миллионов – и он воспринимает лишь официальную историю, на самом деле весьма далёкую от настоящей реальности.
В восприятии и памяти тех, кто прошёл через эти испытания, война представляет из себя одновременно и гораздо более простую, житейски-бытовую историю, и сложнейшее переплетение событий, обстоятельств, характеров и судеб людей – настолько сложное, что вряд ли вообще это можно описать.
Другая история войны отдельных людей состояла не из перемещений фронтов, массового героизма и ликования от победы. Она состояла и состоит из грязи, крови, страданий, смерти, изломанных судеб... и, как ни странно, из юмора. И из ненависти - но не только к противнику, а порой и к нашим же комиссарам, которых официально все так воспевали. А немцев... Кстати, в народе их "фашистами" называют довольно редко, только когда рассказывают о действительных зверствах.
Слова моей бабушки о немцах как о фашистах звучали только в двух случаях в рассказах о войне - когда "фашисты согнали нашу родню в землянку и сожгли двадцать семь человек живьём" и когда "фашист пролетел на самолёте, фукнул огнём - и вся деревня заполыхала".... А так - "немцы". "Когда немцы у нас в дому жили, мы в сенях спали", "когда немцы деревню заняли - грабежа такого не было", "когда партизаны немцев одолели - нам пришлось в лес уйти в землянках жить, а то бы расстреляли за немцев на постое"...
Хорош «постой», когда в сенях на морозе спать с детьми приходилось! Попробуй откажи таким постояльцам…
Впрочем, и партизаны разные были. Когда отрядом командовал местный дед, в самом начале, было понимание, что некуда крестьянам деваться от немецкой власти. А вот когда командира прислали из диверсионного отдела – ну, началось… Этому долбаку объяснять что-то было бесполезно: во всех местных, и даже в своих бойцах видел предателей и горел жаждой расправы.
На Псковщине немцы простояли три года. В основном в то время отношения с местным населением у оккупантов были достаточно ровные. Немцы не мародёрствовали, не насиловали никого - в деревне стояла обычная воинская часть, и все друг с другом уживались. Мой дядя - которому в те времена было лет тринадцать, рассказывал забавную историю: он с пацанами соорудил т.н. "поджиг" - самодельную фузею из обрезка трубы. Соорудили - надо испытать. Но ведь бабахнет же! А в деревне немцы... Дождались они вечера, и подходят к околице, где стоит немецкий часовой - молодой парень, лет двадцати. Показывают ему поджиг и жестами вопрошают: мол, можно стрельнуть? Парню тоже интересно стало - он и показывает: давай, мол, пока никто не видит! Подожгли, шарахнуло!!! Почти как из пушки - аж в ушах зазвенело! И от леса эхо отражается - будто канонада. В деревне разом шевеление возникло - крики "Ahtung! Ahtung! Partizanen!" и всё такое прочее: беготня, суета и т.д. Этот Фриц молодой пацанам рукой машет - сматывайтесь, мол, от греха подальше! - а сам хватает "Шмайсер" свой и в поле, в белый свет, как в копеечку, в сторону леса палит - часовой всё-таки, едрёна вошь! На посту как-никак! Потом они не раз с этим Фрицем смеялись, вспоминая тот ночной переполох....
Самое начало войны. "Пошли мы купаться - как водится - девчонки и бабы - за одни кусты, пацаны с мужиками - за другие. Ну, плещемся себе в своих омутках... А тут - самолёт. Мы ещё их различать по звуку не успели научиться - наш, или немецкий. Потом глядим - немец всё-таки! Ну, глядим, как подлетает... И тут этот гад как даст очередь по речке! Все из воды - и по полю к деревне в чём мать родила! Все вперемешку! А когда там одеваться-то... А он, сволота такая, над нами кружит - и нет-нет да стрельнет! Смешно ему, заразе, как голые по полю бегают... Никого, правда, не убил и не задел - так палил, для смеха. Ну, мы и сами потом поржали над этой стометровкой...."
К весне 1944 г., когда наша армия начала выбивать фашистов со Псковщины, часть, стоявшая в деревне, ушла. И следом за ней пошли другие части - осуществляющие "тактику выжженной земли". Вот тогда и хлебнули мои родичи горюшка... От деревни осталось одно пепелище - и мало кто уцелел из жителей. Моя бабушка с детьми догадалась заранее уйти в лес подальше - и потому осталась жива. Фашистское командование не поручало творить зверства регулярным воинским частям - для этого у них были особые карательные части. Специально обученные....
Как только из деревни ушли последние немцы - в деревню пришёл дед. Чуть ли не раньше наших частей. С перебитой ногой, с палочкой... Из оренбургского госпиталя. Он уже отвоевался - комиссовали. Прошёл всю Финскую, почти всю Отечественную... Я видел его в бане. - на теле нет живого места. Такое ощущение, что он служил мишенью. И для пуль, и для осколков. Но пришёл живой - хотя практически инвалидом. В довершение всех бед пуля прошла ему через рот навылет - раздробив челюсть и вынеся половину зубов. В общем, его изуродовало... Но он был жив - и его семья цела. А это было главное в то время...
Деда сразу поставили председателем колхоза. Что интересно - перед войной их с бабушкой раскулачили, как... середняков. За нежелание вступать в тот же колхоз. Отняли дом, выселили в лес на выселки (где бабушка и спаслась потом от карателей) и добавили ещё принудработ - не то два месяца, не то полгода. За несогласие с генеральной линией. Но в колхоз они всё равно не пошли... И тут вдруг мой дед - председатель колхоза! И так бывает....
А вот дядю моего в 16 лет угнали в Германию. Было это в 1941. Вернулся он в августе 1945. Немецкий выучил в совершенстве. На разных диалектах. Стал специалистом по наладке станков - наисовременнейших на то время. А обучался он немецкому поначалу так: поставили копать какую-то траншею с немцами. Они ему - принеси, мол, лопату. Он - не понимаю... По башке! Рукой показывают на кучу инструмента : "Дас шифт!". Он несёт что-то... Не то! По хребту! Вот этим самым! Принёс лопату - бить не стали... Так и запомнил первое слово по-немецки....
Потом - работа на заводе "И.Г. Фарбеиндустри". Оборонное предприятие. Их, русских пацанов, туда закинули лишь оттого, что Восточный Германский фронт сожрал всю арийскую рабочую силу. Проживание - в бараках, наподобие концлагеря, кормёжка - баланда из брюквы и кусок эрзац-хлеба. Но тут дяде Жене повезло - его поставили к старому мастеру, который его принялся всерьёз обучать своему ремеслу. Дядя поначалу не хотел "помогать фашистам", прикидывался "русским недоумком", но как-то мастер ему сказал: "Ойген, ты прекрасно понимаешь немецкий. Ты не хочешь учиться у меня - от того, что не хочешь помогать Гитлеру. Что ж, я не могу тебя заставить, и не хочу заставлять. Но я - старый человек, и лучше меня здесь никто эти станки не знает. Ты подумай вот о чём: кто бы ни победил в этой войне - ваш Сталин, или наш Гитлер - это всё равно не наша, а их война. И ты, и я - мы простые люди, рабочие, а не политики. И после войны должны работать заводы и ходить поезда. И после войны - при любом её исходе - будут нужны специалисты. Если победит Россия - ты сможешь помочь своей родине больше, если будешь что-то уметь. Правильно? Если победит Германия - неужели ты повесишься? Ты всё равно будешь жить, а даже рабу лучше жить в роли специалиста по станкам, чем вручную добывать гранит в каменоломнях. Подумай об этом!".
Дядя Женя подумал - и начал учиться. Станки он освоил от и до и.... начал диверсионную деятельность! При наладке очередного станка он недозагибал шпильку на какой-нибудь шестерёнке и через две-три недели эта шестерня соскакивала с вала, попадала в трасмиссию и... Aufwiderseen! В общем, данный станок можно было уже не чинить. Никогда. А где взять новый станок в стране, истощенной затяжной войной, где всё уже брошено не на производство станков - а на отливку пушек?
Представьте себе, его вычислили. У них и на заводе бродили ихние, красно-коричневые комиссары - со значком в виде свастики. Их партработники. Не любили их простые немцы - ну, как и у нас на заводах-стройках к партийцам относились - только, наверное, похуже даже. И факт этой диверсии был вскрыт. Сумели!
Как дядьку не расстреляли просто-напросто - он и сам не понял. Что его спасло? Скорее всего, ценность его навыков, как механика. Но в барак его притащили и бросили просто сине-чёрного. Били палками - решили, видимо, забить насмерть - а он всё равно выжил. И после этого перевели уже в натуральный трудовой концлагерь.
По всем законам жанра это был конец. Да и из того лагеря почти никто не выжил. И не потому, что фашисты всех расстреляли или отправили в газовые камеры, которых в том лагере не было. Они не успели это сделать: лагерь начали бомбить. И наши, и союзники, попеременно. Дядя рассказывал, что при бомбёжках иногда происходят удивительные вещи: человека взрывной волной заколачивает в землю, буквально выбивая его из одежды. На трупе - ни царапинки, человек наполовину в земле - и голый....
При очередной бомбёжке ему удалось бежать. Но до конца войны была ещё пара-тройка месяцев... Бродил он по Эльзас-Лотарингии, пока не прибился на какую-то ферму. Старик и старушка жили там. Ему, несмотря на то, что он беглый, выделили даже свою собственную комнату, которая принадлежала ранее их сыну, убитому под Сталинградом. На которого мой дядя оказался удивительным образом почти абсолютно похож. Они понимали его правильный берлинский диалект, а он не мог понять их. И сколько радости было у стариков, когда он их наконец понял! Помогал им по хозяйству - и его даже хотели женить на их дочке. Но тут пришли союзники.
На всякий случай дядя Женя спрятался в каком-то подвале под бочкой: слишком много немецких войск валило на восток, спасаясь от американцев, шлёпнуть могли не задумываясь. И вот на третий день "жизни Диогеновой" он услышал английскую речь!
...Американцы пихали ему радостно шоколад, сигареты "Кэмел", восторженно вопили "Рашен!!!" "О кей!!!", "Викториа!", и всё в таком духе. И дядя Женя опять попал в лагерь. Для перемещённых лиц, правда. Условия после немецких лагерей очень даже ничего. И началась обработка.
Для начала его проверили на предмет немецкого шпиона. Чисто. Потом им всем - перемещённым лицам - начали крутить кино о разных тёплых странах и уговаривать переехать жить в любую точку земного шара. Кто-то соглашался - и исчезал. Большинство твердили: хотим домой. Им говорили, что дома будет очень плохо - надо признать, союзники знали, что говорили. Наши пацаны этого ещё не знали и не верили. В конце концов к ним допустили нашего политработника.
- Ребята! - обратился он к ним с искренней радостью в голосе. - Мы знаем, как вам было трудно на чужбине и сколько вы перенесли...
Речь его закончилась так:
- Родина-мать вас прощает и ждёт!!! Вы снова нужны своей стране!
Это для нас, наверное, полный кирдык такое услышать. Что Родина прощает угнанных в рабство не по своей воле… А в те времена эту речугу встретили чуть ли не аплодисментами...
Американцы передавали их нашим на мосту через Эльбу, кажется. Среди исковерканных бомбёжками ферм моста ребят встретил майор с обожженным, без бровей и ресниц, красным лицом, что-то подписал американцу и проследил, как тот уехал. Пацаны оказались теперь в советской зоне оккупации. Теперь майор обратил внимание и на них.
- Что, суки, отожрались на немецких харчах? На нашем, ворованном для вас хлебушке? Ну, б...ди! Мне ползадницы оторвало, морду спалило - а вы всю войну на Гитлера работали! Твари! Марш в машину! Будет вам на родине тёплый приём!
И начался путь домой. На машине их провезли километров пятьдесят - подальше от американской зоны, чтобы обратно не убежали. А дальше - пешочком. По разрушенной Германии, среди наших войск, с которыми им лучше было не встречаться...
Мародёрство вокруг царило повальное. Наши разве что кирпич битый не собирали.... Собственно, мародёрствовали далеко не все воины-освободители - а лишь те, кто имел право бродить по Германии. Те же политработники и НКВД. Обычные боевые части не особенно разбредались - боевой порядок как-никак. А ребят-перемещенцев при продвижении пешим порядком в сторону Родины перевели на питание... самообеспечением. В общем, что найдёте - тем и питайтесь. Ясное дело, приходилось и подворовывать, и мародёрствовать тоже.
Местами сохранялись нетронутые войной городки и фольварки. Но туда лучше было не соваться - чтобы не столкнуться с нашими. Как только патрули или какие-нибудь бойцы выясняли, кто эти ребята молодые в гражданском и говорящие по-русски... начинался в лучшем случае геморрой с унижением и выяснением, а в худшем - с мордобитием и отжиманием. Наши же отбирали у наших же всё, что представляло хоть какую-то ценность: куртки, сапоги, ботинки, еду, курево... Так что вид у пацанов был прямо скажем, не очень - босые, в каких-то лохмотьях и тощие, как скелеты. Иногда наши бойцы что-то и давали щедро, и относились по-людски - и тогда каждый раз выяснялось, что эти солдаты освобождали какой-нибудь концлагерь и в курсе "немецких харчей". Но в целом это было редкостью - о немецких концлагерях в нашей армии тогда не очень-то знали, и каждого, побывавшего в третьем Рейхе даже не по своей воле, считали изменником Родины. Предателем. То есть даже хуже, чем фашистом...
Так или иначе, группе удалось добраться, в конце концов, до наших границ. Дальше пошло легче - в Смоленске их посадили в товарный вагон и переместили теперь уже в советский лагерь - для допросов и выяснения. Обошлось - никого не посадили и не сослали, разослали по домам.
Дальше была срочная служба в Морфлоте и… запрет работать на любом заводе с металлом. Рубили всяческую возможность переехать из посёлка в город. "Не забывай, Фёдоров, где ты был!!!". Так и проработал дядя Женя почтальоном.... А руки у него были - золотые! А порядок в доме - чисто немецкий! А на аккордеоне он как играл!
Вот всего две истории о войне с её изнанки. Мне кажется, задаваться вопросом "кто прав?" относительно ЛЮБОЙ войны безнравственно. Тот, кто на самом деле неправ - вы его не достанете. А тех, кто исполняет волю и правых, и неправых, или просто оказывается, втянут в эту мясорубку - да какая разница, на каком языке говорил солдат и какую форму носил? Думаете, все солдаты мечтают носить форму и стрелять? Они мечтают жить. Просто жить. А если вы хотите кого-то судить - то судите не по его форме, а по его делам.
Война - это не парад. Это война.
А. Степанов © При размещении на других ресурсах ссылка обязательна.
