Утро. Добрая матушка трясёт за плечико Серёженьку.
- Вставай, вставай, милый! - приговаривает она. – Вон уже, трамваи вдалеке гремят, метро из депо выводят, а папенька при смерти, наконец-то!
- Как так – при смерти? – испуганно вскакивает Серёженька. – Не может того быть! Что с ним? Как так? За дохтуром бежать надобно!
- Да какая тебе разница, что с ним и как! Вставай, умывайся, лучший свой костюм одевай, бери документы и денег пачку, и беги!
- Не понимаю я вас, матушка! – хлопает Серёженька глазами спросонья. – Кустюм-то и деньги – зачем? И дукументы тоже…
- Мал ты ещё, и глуп, сыночек, хоть седьмой десяток тебе идёт… когда поумнеешь! К дохтурам уже с ночи все другие твои братья побежали, и пусть себе бегают. Сегодня в городе дохтуров не найдёшь, а найдёшь – так папеньке они не помогут, ибо злы на него сильно. Сам знаешь, как он с ними обращался. Ты не к доктуру беги, а к писарю, в избу думную!
- Писарь-то чем нам поможет? Вы, матушка, никак умом тронулись?
- Чтобы умом тронуться, Серёженька, его сначала иметь надо, а у тебя, и у братцев твоих ума отродясь не было – все вы анацефалами уродились, все в отца. Но ты-то у меня младшенький, а потому самый глупый изо всех, и самый послушный. Потому тебя и люблю. А значит, не возражай тут, и делай, что говорю.
Папенька твой уже написал завещание, давно уже написал. Но, как представится сегодня к вечеру, никто пока не знает: успеет его зачитать, или нет – Бог ведает. Я уже и в церковь сходила, и свечек поставила, чтобы не успел, да чтобы побольше кашлял перед кончиной, чтобы говорить не мог. И так уже глупостей наговорил да наделал, хватит с него. Теперь твоя пора глупости творить приходит. Раз ты у меня самый любимый, да самый послушный.
Беги к писарю, пусть завещание в твою пользу пишет, дорогой! Его и прочитаем, когда папенька представится. Правда, писарь тоже зол на нас – но за деньги хорошие что хошь напишет. А за дохтурами бегать нечего!
- Да можно ли так, матушка! – всплескивает ручками Серёженька. – По божески ли это? Разве кто так поступал когда?
- А то! – подбоченивается матушка. – В нашем роду испокон веков так и было. Не тот семьёй и хозяйством правит, кто умён, а тот, кто хитёр да мне послушен! Вон, ещё Сашенька Невский - что делал, когда его папенька помер? Плакал разве? Мать свою послушал, да к хану поехал, ярлык выправлять, пока другие плакали. И стал великим. А сто лет назад, когда ещё и трона на Руси не было, а он вдруг зашатался, твой прадедушка, что? Тоже к хану поехал, к американскому, за океан, хоть и говорили там: не мил он Вашингтону ихнему, злы мы на него и ещё на многих царедворцев. А всё одно: прорвался, договорился, ублажил кого следует – и удержался во власти. Матушку свою слушал, и делал, что должно – пока другие в панике унылой плакали.
Так и ты, хороший мой: сегодня в околотке нашем, столичном, главным станешь, а завтра, Бог даст – так же и всей Москвой начнёшь править. А потом и в Америку, к Вашингтону в нужный момент съездишь – и вся Россия твоя!
Иди, беги, милай, не стой, как пень, дело делай! День сегодня горячий, много успеть надо. Да смотри, когда в метро садиться будешь – волов, что поезд тащат, не дразни, знаю я тебя! И на ишаков, что трамваи тянут, не заглядывайся.
А всем встречным китайцам и таджикам кланяйся по дороге, не забывай!
Ну, с Богом, милый!
А. Степанов.
Читайте популярные темы автора:
КАК ПАФНУТИЙ КОНКИСТАДОРОВИЧ ОТ ЖЕНЫ УЛЕТЕЛ
ПОЧТА
