Первые жертвы 22 июня в Севастополе - как это было.
Помните голос Левитана: «…сегодня в 4 часа утра без всякого объявления войны германские вооруженные силы атаковали границы Советского Союза…»? На самом деле немецкие бомбардировщики поднялись в воздух и взяли направление на советские города намного раньше. Одним из этих городов был Севастополь. Первые бомбы, а точнее донные неконтактные мины стали падать на него 22 июня 1941 года в 3:13.
Первые две мины были сброшены на фарватер в 3,13, следующие две в 3,30, затем в 3,48 минут еще несколько. Одна взорвалась у памятника Затопленным кораблям, другая — на ул. Подгорной. Последняя пара упала на город в 4,10: одна у завода №54, другая у башенной батареи №13. На следующий день на одной из мин, сброшенных ночью, в Карантинной бухте подорвался буксир, погибло около 20 человек.
Взрыв мины на улице Подгорной привел к гибели 21 человека и 136 (по другим данным около 200) горожан получили ранения.
Рассказ очевидца (Отрывок из книги «Мемуары старого мальчика (Севастополь 1941 – 1945)» Автор: Георгий Задорожников)
Крепкий детский ночной сон прервал взрыв. Стекла веранды брызнули на наши постели. Я еще не проснулся, но почувствовал себя на руках отца, закутанным в одеяло, на улице, на лестничной площадке перед верандой. Первое, что я увидел, – оседающее серо-черное облако в полнеба, местами сохранившее еще энергию летящих кверху камней. Книзу к земле облако сужалось конусом и в его центре, гас ало-красный свет. Остальная половина неба была исполосована мечущимися лучами прожекторов и сетью летящих со всех сторон светящихся огоньков трассирующих снарядов. Негодующий крик мамы: «Зачем только заставляли обклеивать окна, вот все разбилось!». В уши ворвалась артиллерийская канонада. Казалось, стреляет все и отовсюду. Испуганные жильцы дома и ближайших дворов высыпали на улицу – впервые вопросы: «У вас все живы?». Мама побежала к стене над улицей Подгорной, откуда сверху был виден дом и двор моей бабушки. И те же кричащие вопросы. Отвечали: «У нас все живы. Снесло печную трубу и часть черепицы. Идите к нам». Пробежал матрос с повязкой на рукаве, созывая всех военных. Стали доходить слухи о том, что был второй взрыв на Приморском бульваре, что самолет подбит и ушел в сторону моря, что двухэтажный дом на Подгорной разрушен и есть убитые и раненые. Отец громко сказал матери: «Клава, это война. Собирай Жорку (мня), идем к своим на Подгорную».
Стало светать. Стрельба постепенно стихла. Над местом взрыва повисло серое пылевое облако, стали слышны далекие крики и стоны, призывы о помощи.
На улицу Подгорную к родне мы спустились по крутой скальной тропинке со стороны противоположной взрыву, вдоль старой крепостной стены. Все уже были на ногах, прибежали родственники с улицы Щербака, там с высоты они все видели. Все говорили много, быстро, нервно. Сходились на том, что с этой улицы всем надо уходить к ним в дом на Щербака. Почему принималось такое решение, толком никто не мог объяснить. Вероятно, паника, ожидание повторных бомбежек стали проявлять стадный инстинкт (это хорошо, это надежно, вместе не так страшно). Ничего не ясно, ничего неизвестно, надо что-то делать. А что? Во всяком случае, подальше, подальше от этого страшного места, от этого злосчастного дома.
Похватав, что попало под руку, мы двинулись в наш скорбный путь по Подгорной улице, мимо развалин «Дома Дико». Солнце еще не взошло. Воздух, земля, домики, все было серо от пыли. Поваленные столбы со спутанными электропроводами. Громадные камни через всю дорогу. Но часть фасада дома вместе с буквами «ДОМ ДИКО» стояла. Был виден срез полуразвалившихся квартир верхних этажей: кровать с пружинной сеткой висела на одной ножке, поломанный стол, абажур на уцелевшем потолке. Белые отштукатуренные стены комнат, с картинами, фотографиями, часами-ходиками, как декорации в театре им. Луначарского, в котором я не раз уж побывал.
В стороне стояли пожарная машина, скорая помощь, носилки. На развалинах трудились люди. Были слышны крики, стоны, надрывный плач.
В 3 часа 15 минут командующий Черноморского флота вице-адмирал Филипп Октябрьский позвонил в столицу и доложил адмиралу Кузнецову, что на Севастополь совершен авиационный налет и зенитная артиллерия дает ответный огонь. Интересно, что еще в 3 часа 06 минут контр-адмирал Иван Елисеев, который тогда был начальником штаба Черноморского флота, приказал открывать огонь по самолетам фашистов, вторгшихся в наше воздушное пространство. Он был первым, кто отдал боевой приказ в Великой Отечественной войне.
Мощный огонь береговых и корабельных зенитных батарей заставил немецкие бомбардировщики повернуть назад, не выполнив боевую задачу. А уже через неделю, 29 июня, корабли Черноморского флота нанесли ответный удар — совершили рейд к румынскому побережью и обстреляли порт Констанца.
А на улице Подгорной, на месте жилого дома, разрушенного миной 22 июня 1941 года, после войны установили скромный памятник первым ее жертвам – мирным жителям Севастополя.
Сейчас ул. Подгорная переименована в улицу Нефедова в честь Нефедова Константина Павловича, который был членом городского комитета обороны, начальником отдела НКВД и погиб во время обороны Севастополя в 1942 году. Об этом сообщает мемориальная доска на здании напротив памятника невинным жертвам войны.
В наши дни улица Нефедова и окружающие ее улочки — тихий уютный уголок Севастополя, несмотря на то, что находится он практически в центре города.
Оживляется это место только в предрассветные часы 22 июня в День всенародной памяти жертв Великой Отечественной войны, когда здесь на ежегодную акцию, которую проводит Государственный музей героической обороны и освобождения Севастополя, собираются горожане, чтобы возложить цветы, зажечь свечи и сказать – «Мы помним!».