Самый правильный ответ – как святыню. Вне зависимости от присутствия или отсутствия на Гераклейском полуострове храмов, владимирских купелей, священников и прочих религиозных атрибутов. И для любого нормального, адекватного жителя города Херсонес всегда свят и неприкасаем. Именно Херсонес, а не Владимирский собор.
Впрочем, сам собор уже укоренился в сознании севастопольцев – все они помнят его на этом месте с детства. Старшее поколение, родившееся и выросшее в СССР, помнит его как руины, ставшие неотъемлемой и органичной частью пейзажа руин окружающего остатки собора городища. Беда войны примирила тогда в сознании людей и чуждую Херсонесу постройку, и сам Херсонес.
Вполне естественно воспринимают они собор и сегодня, уже после того, как его восстановили. К сияющему золотом куполу и внутренней роскоши, к дорожкам, мощёным дорогим природным камнем и статуе Андрея Первозванного тоже привыкли. Все эти атрибуты нового времени вписались в современный быт Херсонеса, стали его частью.
Но в сознании севастопольца всё равно проходит чёткая граница между древним городом и храмом. Здесь знают и помнят свою историю. И совершенно неважно, что большинство севастопольцев не имеет даже довоенных корней в этом городе, в котором после его второй обороны и освобождения от фашистов осталось всего три тысячи жителей. Практически всё население приехало с разных концов СССР восстанавливать это чудо Крыма – Севастополь.
И все они стали не только севастопольцами, но и херсонеситами в своём сердце – и они, и их дети, и внуки.
Уважение к истории этой земли, безграничное уважение к любому камню, к скалам и морю присуще местным жителям, кажется, с рождения. Эта земля для них действительно свята, даже если их предки не поливали её своей кровью. Это неважно, важно, что человек – севастопольский.
К Херсонесу же отношение вдвойне трепетное. Поэтому становится понятным, почему так ожесточённо сражались на митингах севастопольцы против застройки Херсонеса дачами и раздачей земли украинскими властями кому попало – по-местному, дерибана.
Точно так же в первый и второй год после присоединения Крымской Республики к России шли «бои местного значения» за Херсонес, но уже с новыми, российскими чиновниками. Некто Меняйло, экс-вице адмирал боевого транспортного флота, назначенный Путиным на роль севастопольского султана, не только продолжил дерибан Херсонеса, но и пытался узаконить передачу управления Херсонесского Музея-заповедника некоему настоятелю Халюте – чисто церковному лицу с образованием ветеринара и неясной историей.
Под давлением общественности, главным образом – сотрудников музея-заповедника, поп был вынужден сложить свои полномочия директора и оставить науку в покое. В противном случае даже страшно себе представить, во что сегодня мог бы превратиться Херсонес.
Тот же Халюта, впоследствии, заявил, что «все объекты историко-археологического заповедника необходимо передать церкви». Епархия готовит документы, чтобы исполнить "федеральный закон о передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения". Что творится на самом деле теперь вокруг Херсонеса в придворных кремлёвских кругах – неизвестно.
Впрочем, церковники с гераклейского полуострова никуда не делись, и даже укрепили свои позиции: тогда же, в 2015, Херсонес перешёл из разряда городского подчинения в федеральное. Сделано это было вроде бы в благих целях: чтобы никакие Меняйло впредь не могли назначать Халют на местах. Но на самом деле всё оказалось гораздо хуже: теперь местная власть уже совсем никак не может влиять на назначенных Москвой руководителей Херсонеса, да и любого сотрудника музея можно удалить с работы и заменить на того, кто Кремлю угоднее.
В результате этого изменения в табеле о рангах ЮНЕСКО вывело Херсонес из своих списков мирового культурного наследия. Херсонес стал почти беззащитен перед произволом центральной власти.
И в нём происходят изменения. Нельзя сказать, чтобы активизировались археологические работы, или появилось больше экскурсоводов, чтобы сам Херсонес начал получать больший уход и внимание. Нет, финансирование и внимание к науке те же, что и раньше, но стало больше внимания к охране.
Увеличилось количество херсонесских секьюрити, и на входе в Херсонес, и на выходе, и в самом городище. Они зорко следят, чтобы посетители не пили, не курили, не ходили по стенам, не ели и не спали. Чтобы все входили по билетам и без взрывных устройств – для этого есть ворота-детектор. Возле которых бессменно стоит монах, собирающий на нужды храма, в отделку которого вложены миллиарды.
Я бы ещё понял, если бы вместо него стоял археолог, собирающий на раскопки и восстановление Херсонеса. Финансирование науки сейчас практически заморожено. Учёные работают на энтузиазме и рады, что им вообще позволяют работать.
Верующих, идущих на поклонение предполагаемым купальням Владимира, пропускают при этом бесплатно. Во время Пасхи им не возбраняется кушать куличики и яичики после их освящения прямо на стенах и под стенами остатков древних домов Херсонеса. И даже кагор пить из горла можно. Их поведение считается уважительным к заповеднику в отличие от тех, кто не зашёл в храм.
Как вам такая дифференциация нашего времени?
Очень обидно наблюдать в такие «святые праздники», как некоторые севастопольцы превращаются в больных православием головного мозга особей, забывающих своё, с детства уважительное отношение к сердцу города. И более того – показывающих в такие дни своим детям образец НОВОГО для Севастополя поведения. Появившегося буквально в последние два года.
Слава Богу, не у всех.
Херсонес для севастопольца, выросшего здесь – не только история, камни и руины. Это не только следы немецких пуль на мраморных колоннах базилики и теле Туманного Колокола, которые он знает с детства наперечёт.
Херсонес для него – это ещё и древние крепостные стены, по которым он лазил в детстве, будь он мальчишкой или девчонкой – с одинаковым задором и интересом. Это ещё и степь, чудесная таврическая степь, колышущаяся на фоне синего, ласкового моря, в траве которой скрыты невероятные загадки и тайны непредставимой древности. Это восприятие мира, полученное в Херсонесе хоть в детстве, хоть в зрелом возрасте, остаётся с вами навсегда, и делает вас херсонеситом. Ты и природа, ты и история – наедине. Под мягким, южным солнцем, в воздухе, напоённом ароматами травы и моря, с пением цикад и кузнечиков…
Херсонес – это море, это несколько пляжей Херсонеса, на которые горожане ходили купаться испокон веков. И это было естественно, и люди любили Херсонес за всё это – а он любил их. И любит до сих пор.
Но, как я уже сказал, вам теперь не дадут залезть на стену, полежать в степной траве, и уж тем более – искупаться в море! Это теперь строжайше запрещено – особенно, купание. Чтобы не оскорблять видом своего тела… кого? Экскурсантов, самих желающих освежиться в жаркий день? Или верующих? Которым, в отличие от всех остальных, разрешено купаться – но только в «святые дни». Например, на Крещение.
Тут дифференциация уже даже не по штанам, она даже в отсутствии штанов происходит.
А в остальные дни на одном пляже, на входе, на железной калитке висит железный замок, а на другом пляже секьюрити зорко следят, чтобы никто не делал попытки искупаться – ни днём, ни ночью.
Появились замки – но исчезла древняя мозаика, всю жизнь лежавшая под ногами посетителей. Её тоже убрали под замок, за железную решётку. С ней теперь нельзя соприкоснуться. Можно только вспоминать, как ходил по ней когда-то босиком.
Босиком теперь тоже нельзя. Нигде. Как и в купальниках, и в плавках. И в шортах возле собора – пока что делают замечания, в следующем сезоне обещают штрафовать.
Херсонес потихоньку отбирают у севастопольцев. Отбирают через лишение их возможности его почувствовать, с ним пообщаться, услышать голос моря и земли, травы, истории. У них отбирают даже нечто большее, чем место отдыха для души и любимый уголок живой, естественной природы в городе. У них отбирают связь с Херсонесом, перекрывают его какими-то правилами и запретами – без которых люди прекрасно обходились тысячелетия.
Лишившись этой связи с Херсонесом, люди лишатся и любви к нему. И тогда им станет всё равно, кто и что будет строить на этой площадке в 30 гектаров, ставшей для них не местной, а федеральной, чужой, не их родной землёй. На которой чужие люди смогут делать всё, что захотят.
Это называется отчуждение.
И никто не вступится за Херсонес, когда начнётся его настоящее, полное и окончательное уничтожение. Севастопольцы о нём забудут – и перестанут быть севастопольцами, такими, какими мы их знаем сегодня.
Потому, что перестанут быть херсонеситами.
А. Степанов.
Похожие темы:
А. СТЕПАНОВ. СЕВАСТОПОЛЬ – ФОРПОСТ БУДУЩЕГО РОССИИ.
ИЛИ ПОЛИГОН?
